Шрифт:
Интервал:
Закладка:
138
На самом деле в Шацке не краеведческий музей, а историко-культурный центр, но для краткости я его буду называть краеведческим музеем. Он и по сути краеведческий музей.
139
Как тут не вспомнить письмо воеводы Афанасьева Алексею Михайловичу, в котором он писал: «в осаду ни один человек не идет, ожидает всякого дурна».
140
К сожалению, чертежи концентратора были утеряны после смерти Николая Федоровича. В Московском архиве Министерства иностранных дел, в читальном зале которого Федоров работал в последние годы жизни библиотекарем, некоторое время сохранялась склеенная им собственноручно картонная модель концентратора – две гладко выструганные дощечки основания и кусок бечевки. Увы, и эти ценнейшие артефакты пропали в восемнадцатом году. Раз уж зашла речь о космосе. В том же зале висит еще один портрет – Вячеслава Михайловича Филина, уроженца села Новочернеево Шацкого района, а заодно и вице-президента РКК «Энергия», соратника Королева, участника разработки «Бурана», участника разработки… У Вячеслава Михайловича заслуг перед отечественной космонавтикой столько, что если их по одной раздать односельчанам, то хватит даже малым детям и старикам. Шацкому музею он подарил настоящий ракетный двигатель первой ступени и спускаемый аппарат одного из наших «Союзов». Конечно, двигатель и спускаемый аппарат не новые, но если к ним приложить руки, то можно… Нет, на околоземную орбиту, конечно, не выйти, но на орбиту Шацка или даже Рязани…
141
Сын князя Кугушева Вячеслав Александрович известен тем, что был большим другом большевиков. Таким большим, что дружба эта довела его до нескольких ссылок. Мало того, он даже продал свое имение в Шацком уезде и вырученные за него сто восемь тысяч рублей передал в кассу большевиков на проведение второго съезда РСДРП, чтобы они там, в Лондоне, раскололись на большевиков и меньшевиков. Даже женат Кугушев был на сестре большевика Александра Цюрупы. И при этом умудрился в Самаре руководить деятельностью масонской ложи. После семнадцатого года был комиссаром тюрьмы, работал в Комитете помощи голодающим, по поручению Ленина обменивал белых на красных и… спокойно ушел на пенсию в тридцатом году. Умер в сорок четвертом своей смертью. Не совсем, конечно, своей, потому как попал под трамвай в Москве. А пойди он по хозяйственной части, а не свяжись с большевиками, а не дай им денег на второй съезд… Может, до сих пор жил бы себе припеваючи в своем имении в Шацком уезде и курил бы трубку-стамбулку из собственной глины. Может, и мы бы жили.
142
Фораминиферы, конечно, маленькие и одноклеточные – меньше миллиметра. Их надо в микроскоп рассматривать. Правда, некоторые, давно вымершие, достигали двадцати сантиметров. И вообще, когда в вашу честь назовут хотя бы одно, пусть и вымершее, одноклеточное – тогда и будете снисходительно улыбаться. Кстати, о палеонтологии. В краеведческом музее Шацка есть небольшая витрина, в которой лежат россыпью мелкие, меньше семечек, древние акульи зубы. Когда-то в мезозое здесь было теплое море, и в нем жили очень маленькие акулы скваликораксы с крошечными зубами. Питались они падалью. Теперь акульи зубы в большом количестве находят при дорожных работах около села Малый Пролом.
143
После того как большевики взяли власть в свои руки, газета быстро поменяла название на более спокойное: в восемнадцатом году на «Плуг и молот», а в девятнадцатом – на «Рабочий и крестьянин».
144
В самом Шацке большевистский уездный комитет партии создавал присланный Тамбовским губкомом участник штурма Зимнего и член партии с марта семнадцатого года Арсений Петрович Иванов. Было Арсению Петровичу в восемнадцатом году девятнадцать лет. Он и стал первым председателем Шацкого укома РКП(б). Сохранилась фотография Иванова, где он в военной шинели, портупее, перепоясанный широким ремнем и с такими детскими пухлыми щеками… Он потом с такими щеками принимал активное участие в подавлении Тамбовского восстания.
145
Те, кому такой финал не нравится, могут придумать себе что-нибудь оптимистическое. С оптимистическим финалом все будет смотреться куда лучше.
И вот еще что. Рассказывали мне в Шацке, что у них в районе много блаженных. И тех, которые уже умерли, и живых. В одной деревне есть могилка блаженного, к которой местные жители ходят, когда долго дождя нет. Берет старушка ведро воды (а там уж одни старушки-то и остались) и выливает на надгробную плиту. И все. И больше ничего не надо. И на следующий день льет как из ведра. И ни разу не было, чтобы дождь не пошел, сказался больным или обещал пойти на следующей неделе в четверг.
*
Это, собственно, вся история. Продолжения у нее не было. Правда, еще какое-то время искали цепь, но ее тоже не нашли. Было еще, кажется, письмо из-за границы с просьбой прислать хоть немного денег, поскольку обучение кота встало в копеечку, а жизнь в Париже больно дорога.
*
Дедушка Георгия Карловича, Владимир Николаевич Кожин, называл Спасск не иначе как Свинском. На подаренном внуку альбоме с репродукциями Айвазовского в конце дарственной надписи он сделал приписку: «Город Свинск». Мы, конечно, спишем этот Свинск на счет обиды выгнанного новой властью из своего дома дедушки.
*
Узнал я потом эту историю. Скучная до ужаса. Оказалось, что это и не оригинал вовсе, а копия и подарена музею каким-то писателем в двадцатом веке. Подумал я, подумал и решил сочинить свою.
*
Не будем здесь обсуждать источники и составные части духовного скопчества. Те, кто обсуждает, доходят до того, что скопчество связывают с названием города Скопин… а мы не будем, и все.
*
Во многих провинциальных музеях вам непременно расскажут о таких прототипах. Почему-то это всегда очень важно – жил ли в их городке известный писатель или хотя бы был проездом. У какой бабы спросил холодного квасу, в каком трактире обедал и что сказал половому. Может, писатель и не проезжал вовсе, а проезжала его жена, или свояченица, или просто пробегала писательская собака, отставшая от дилижанса. И про это не преминут рассказать и показать чудом сохранившуюся фотографию собаки. Расскажут и о судьбе ее щенков. Тем, что здесь была, к примеру, первая в России фабрика, которая производила швейные иголки или лучшие в мире примусы, гордиться вряд ли будут. В Елатьме вам поведают о земляке Николае Павловиче Раевском – первом гомеопате Одессы. Раевский родился в Елатьме и прожил в ней в общей сложности совсем немного лет. Знаменит он вовсе не гомеопатией, а тем, что несколько недель или даже целый месяц был знаком с Лермонтовым, когда тот жил