великолепие срединных гор земного мироздания потрясало, Гиндукуш ощетинился грядой остроконечных шапок, напоминавших головные уборы дервишей ордена Мевлеви из Коньи в Анатолии, основанного в средневековье уроженцем здешнего Балха великим персидским поэтом Джалаладдином Руми». Но каков же ужас обуял путников, Гурджиева и двух его проводников из памирцев-исмаилитов, когда посередине дороги, обогнув скалу на плотно утоптанной тропе, взбирающейся вверх по террасе, они столкнулись лицом к лицу с… гималайским медведем. Оба проводника изо всех сил прижали осла с поклажей к скальной породе и безнадежно, как бы всхлипывая, несколько раз повторили выразительно на фарси-дори: «Джяноб, херсе!..» – «Господин, медведь!». В их голосе сквозила полная безнадежность, с которой они, казалось, уже смирились в ожидании, когда незваный гость на пути примется за них и бедного осла, остро чуявшего близость косолапого и дрожавшего как в остром приступе лихорадки. Гурджиев встал как вкопанный на середине тропы: отступать в таких случаях нельзя, да тут еще медведь встал на задние лапы, красуясь своим белым галстуком у основания шеи. Он рычал весьма злостно, сначала оскалившись, секунд двадцать, потом с меньшим рыком крутил своей шерстяной физиономией и по прошествии минуты стал успокаиваться, проявляя, как показалось Гурджиеву, признаки любопытства. Две с половиной минуты встречи с косолапым стали вечностью для русского странника, из которой возникла как вспышка его идея о сосуществовании многих непостоянных случайных «я» в одной человеческой личности и необходимости пробуждения подлинного единственного «я» в волевом усердии и самообладании. Это была вечность, но и вечность по Гурджиеву имеет свои пределы. Гурджиев продолжал неподвижно стоять, сосредоточив свой взгляд между глазами на переносице животного. В конце концов могучий медоед сломился, он еще пару-тройку раз уже лениво рыкнул, подскуливая, опустился на четвереньки, попятился и, наверное, в знак протеста пустив ветра из заднего прохода, быстро дал обратного дёра, старательно сверкая своим куцым хвостом, скромно прикрывавшим его осрамившееся место. На счастье, как говорили затем проводники, медведь оказался молодым и не пожелавшим расчистить себе путь от своих старших двуногих братьев. По их убеждению, столкнись они со взрослым матерым животным, итог был бы иным и, увы, неутешительным.

Переночевав на овечьем тырле, находившемся на альпийских лугах, они поутру взошли на гребень перевала, где их ожидали местные проводники, препроводившие Георгия Гурджиева в обитель Сармунского братства, в котором он оказался в итоге еще через сутки… Вернувшись из своего поистине судьбоносного странствия будущий руководитель Института гармонического развития человека позаботился о том, чтобы стать по документам моложе на одиннадцать лет. После встречи с медведем и с насельниками знаменитого Сармунского братства, в том числе с русским графом Юрием Любоведским, его уже было начавшие седеть волосы опять почернели, и он почувствовал регенерацию всего организма, в итоге исправив и перенеся дату своего рождения на одиннадцать лет позднее: с тех пор она значилась 14 января 1877, но не 1866 года, как полагалось, что, как следствие, улучшило и натальную астрологическую карту Георгия Гурджиева.

Георгий Гурджиев на фоне своей Эннеаграммы, объясняющей эманацию (излучение). Мироздания и полученной в Сармунском братстве

С самого начала на примере шахмат мы уже коснулись вопроса о времени как важном элементе этой интеллектуальной игры. Гурджиев ко времени всегда относился трепетно, как и положено посвященному. Отсюда его искусственное «омоложение» через смену натальной карты и перенос даты рождения на поздние сроки предпринимались только для того, чтобы выгадать и увеличить временной ресурс своей деятельности, сумев дать большее тем людям, которых он привлек к своему учению, содействуя их пробуждению. Но здесь, как всегда, возникает и оборотная сторона, имеющая значение профанации времени. И речь у нас пойдет об одном успешном деловом человеке, наказанном за это.

Итак, 29 октября 1949 года, в день смерти Георгия Гурджиева в американском госпитале, в селе Брянкусичи Брянской области Российской Федерации у уволившегося из Красной Армии по ранению старшего лейтенанта и фронтовика Бориса Ивановича и его жены Лидии Семеновны Шаменковых родился сын Виктор, которого хорошо знал автор этих строк…

С Виктором Борисовичем Шаменковым мне удалось познакомиться во время службы в Пограничных войсках. Вернее, когда я начинал службу, он уже ее заканчивал в звании майора. Он с отличием окончил Даугавпилсское авиационное техническое училище имени Яна Фабрициуса и попал по распределению в один из отдельных авиаполков Закавказского пограничного округа. Рано, но удачно женился на дочери, как говаривали, чуть ли не секретаря Грузинской компартии, благодаря чему был оформлен на службу в органы военной контрразведки, и уже в лихие 90-е, перебравшись сначала в Ставрополь, а затем, уволившись из Пограничной службы, в Москву, стал преуспевающим банкиром, к тому же, удачливо пережившим чудовищный дефолт и трагический банкопад в России в августе 1998 года. Однако еще в конце 80-х, когда ЦК КПСС сняло запрет на эзотерические знания и страну наводнила китчевая оккультная литература, он вычитал в одном из номеров журнала «Наука и религия», что родился в день смерти Георгия Гурджиева. Последнее его окрылило, и отчасти этим, вероятно, объяснялась загадка его успеха на коммерческом поприще, совершенно незнакомого 99 процентам офицерской братии. Впрочем, в начале нулевых мои встречи с преуспевающим банкиром были совершенно прагматичными: Виктору Борисовичу нравилось, как я пишу, и он мне неплохо платил за то, что я на его подручном материале лихо сочинял рассказы за его подписью об очередной охоте на уток или косуль. По-видимому, майор Шаменков в душе желал затмить «своими» очерками славу тургеневских «Записок охотника». Но завершив третий рассказ для банкира, мне стало не по себе от описания сбитых на лету уток, разделывания оленьих туш и последующих охотничьих банкетов «жирных котов» постсоветской России. К тому же, имея деда охотника, сам я считал охоту чем-то кощунственным и даже омерзительным: жаль несчастных животных, предназначенных на убой ради забав пузатых толстосумов. Стало быть, я не выдержал охотничьих баек и фотографий Шамен-кова – и мы расстались… Однако о его трагической судьбе на охоте я узнал совсем недавно.

29 октября 2019 года Виктору Борисовичу Шаменкову исполнялось семьдесят лет. Он решил отметить свой знаменательный юбилей, разумеется, новым достижением в охоте, прибыв накануне с группой друзей из газовых структур в одно из охотничьих хозяйств на севере Свердловской области. К этому времени он уже завершил банковскую деятельность, получив место директора в одной из «дочек» Газпрома. По статусу – газовый генерал. Возможно, если бы он знал о встрече, приключившейся с Георгием Гурджиевым более ста лет назад в афганском Припамирье, то отказался бы от своей затеи в предстоящей охоте, но, увы,