На третий день после введения системы Джилл негодующе ворвалась к Джубалу в кабинет и выложила на стол какие-то бумажки. Леди и прочие особи женского пола (плюс заблудшие особи пола мужского), поставлявшие письма категории Ж, прикладывали обычно снимки со своими (хотя кто их там проверит, чьими именно) изображениями. Некоторые из этих фотошедевров оставляли очень мало простора для догадок и фантазий.

В данном конкретном случае воображению и вообще делать было нечего – зато оно весьма стимулировалось к созданию других, еще более интересных картин.

– Вот, полюбуйтесь, – почти прошипела Джилл. – Ну и что ты на это скажешь?

Джубал пробежал письмо глазами.

– Да, девушка знает, чего она хочет. А что сказал Майк?

– Майк эту гадость не видел. Я сначала тебе хотела показать.

Джубал еще раз взглянул на снимок.

– В молодости мы говорили про таких: «Все на месте». Ну что ж, пол ее, слава богу, сомнений не вызывает, да и высокий жизненный тонус – тоже. Только чего ты мне-то ее показываешь? Я и получше видел.

– Такого случая твои инструкции не предусматривали. Письмо – кошмар, ну а уж картинка – просто омерзительная. Так что, порвать и выкинуть?

– А что было на конверте?

– Ничего, только адрес и обратный адрес.

– И какой же, позвольте вас спросить, это был адрес?

– Чего? Мистеру Валентайну Майклу Смиту, Человеку с…

– Действительно? В таком случае это письмо прислано не тебе.

– Еще бы, какие тут могут быть…

– То-то и оно. Слушай, давай-ка разберемся с этим раз и навсегда. Ты Майку не мамаша и не дуэнья. Ты временно исполняешь роль его секретаря. Если он хочет читать всю эту макулатуру – за ради бога, и никто не вправе ему помешать.

– Ну да, он почти все и читает. Но зачем же ему смотреть на такую похабщину? Он же не от мира сего. Он такой невинный!

– Действительно? Ты, часом, не помнишь, сколько человек успел он угробить?

Джилл закусила губу и опустила глаза.

– Похабщина! Мерзость! – продолжил Джубал. – Да ты бы лучше втолковала ему, что наше общество относится к убийствам, ну, скажем, неодобрительно. Иначе, выходя в люди, он будет привлекать к себе слишком много внимания.

– Ну… не думаю, чтобы он так уж рвался «выходить в люди».

– А вот я намерен выпихнуть твоего красавчика из гнезда, как только он чуть-чуть научится трепыхать крылышками. Захочет – вернется, но я не позволю, чтобы он год за годом жил взаперти, словно слабоумное дитятко. Да я и не мог бы этого позволить – Майк переживет и меня, и это гнездышко на много и много лет. Но в чем-то ты права; он действительно невинен. Послушайте, медицинская сестричка, вы видели когда-нибудь Пастеровскую стерильную лабораторию?

– Только читала.

– Самые здоровые в мире животные – только вот они не могут выйти наружу, сразу заболеют и сдохнут. А у меня здесь не стерильная лаборатория. Пойми, девочка, Майк должен познакомиться с такой вот и какой угодно еще похабщиной, только тогда он приобретет иммунитет. За хвост человека не удержишь – когда-нибудь он встретит эту девицу или ее духовных, с позволения сказать, сестричек, а имя им – легион. Кой хрен, такая знаменитость, да еще с такой внешностью, – он может только и делать, что скакать из кровати в кровать. Как было уже замечено, за хвост ты Майка не удержишь. И я не удержу – тут во всем его воля. Более того, я бы и не захотел его удерживать, хотя, конечно же, перспектива была бы глупой до предела – одни и те же экзерсисы снова и снова, и так всю жизнь. Или ты так не думаешь?

– Я… – Джилл покраснела и смешалась.

– Возможно, тебе они и не покажутся однообразными, так или иначе – не мое это дело. Но если ты не хочешь, чтобы Майка заваливала каждая баба, которая сумеет остаться с ним один на один, – не бери на себя неблагодарную роль цензора. Письма вроде этого научат его малость остерегаться. Кинь эти бумажки вместе с остальными, будут у Майка вопросы – ответь, только постарайся не краснеть до свекольного цвета.

– Знаешь, начальничек, ты своей логикой кого хочешь достанешь.

– Да, логика в диспуте – прием грубый и нечестный. Все, ступай.

– Ну а потом, когда Майк посмотрит эту похабень, я ее все-таки порву!

– Да что ты, как можно!

– Почему? Она что, тебе понадобилась?

– Господь упаси и помилуй! Повторяю, я видел кое-что получше. А вот Дюк – он такие картинки коллекционирует. Так что если Майку она ни к чему – а ему наверняка ни к чему, – пусть отдаст Дюку.

– Дюк собирает такую гадость? Ну никак бы не подумала, такой вроде бы приличный парень.

– И не «вроде бы», а на самом деле. Иначе я бы его давно выгнал.

– Но… нет, чего-то я тут не понимаю.

– И не поймешь, – вздохнул Джубал, – объясняй я тебе хоть до вечера. Милая моя, разнополые существа нашей породы просто не способны прийти ко взаимопониманию по поводу некоторых аспектов половой жизни. Иногда, очень редко, особо одаренным личностям удается эти аспекты грокнуть, но слова тут абсолютно бесполезны. Ты просто прими как данность: Дюк – истинный рыцарь, без страха и упрека, и в то же время эта картинка ему понравится.

– Ладно, если Майку она не нужна, пусть Дюку отдает. Но сама я Дюку ее вручать не стану – еще что-нибудь подумает.

– Бояка. Может, тебе понравится, что он там подумает. И что там еще хорошенького пишут?

– Да ничего, обычная бодяга. Кто-то там хочет, чтобы Майк одобрил какой-то там товар, кто-то желает торговать какой-то «официально подтвержденной человек-с-марсовской» хренью; нашелся даже один тип, возжелавший получить пятилетнюю монополию на имя, бесплатно, – и чтобы Майк к тому же финансировал дело.

– Вот что значит цельность натуры! Нужно ответить, что идея очень привлекательная, это помогло бы Майку уменьшить потери от налогов, – ну и спросить, в каком объеме предусмотрено финансирование.

– Ты что, серьезно?

– Нет, а то ведь воспылавший надеждами жулик заявится сюда самолично, со всеми своими чадами и домочадцами. Но зато у меня появилась идея рассказа. К ноге!

Майка фотография заинтересовала. Он грокал (теоретически) символическое значение такого письма и такой к нему иллюстрации, а потому изучал «омерзительную бабу» с не меньшим восторгом, чем самую красивую бабочку. Бабочки и женщины вызывали у Майка колоссальный интерес, да и весь остальной грокаемый мир – тоже, Майк хотел испить его во всей возможной полноте, грокнуть его до предела.

Понимая механические и биологические процессы, предлагавшиеся ему в этом и подобном письмах, Майк несколько удивлялся, почему каким-то чужакам потребовалась его помощь в оплодотворении яиц? Он знал (но еще не грокнул), что земной народ превратил эту простую жизненную необходимость в ритуал, во «взращивание близости», отчасти сходное с ритуалом воды. Ему очень хотелось все это грокнуть.