– Какая разница, вдохновение или тонкий расчет, если в итоге ты сказал правду? Только вот… – Капитан «Чемпиона» на секунду задумался. – Только я, пожалуй, не стал бы называть Майка послом – он, скорее, экспедиционный корпус.

У Какстона отвисла челюсть.

– Это каким же таким, позвольте узнать, образом? – поинтересовался Джубал.

– Вношу поправку, – с прежней серьезностью пояснил ван Тромп, – «экспедиционный корпус» – это слишком уж драматично. В моем представлении Майк – разведчик марсиан, изучающий здешнюю обстановку. Вполне возможно, что он поддерживает с ними постоянный телепатический контакт, то есть никаких донесений ему сочинять не надо… Короче, не знаю. Но после того, как я побывал на Марсе, подобные мысли меня уже не удивляют. – По лицу капитана пробежала тень. – Все почему-то считают, что человек, найденный на Марсе, обеими руками схватится за возможность «вернуться домой», – только ведь ничего подобного не было. Верно, Свен?

– Да, – подтвердил Нельсон, – Майк никуда не хотел улетать. Мы и приблизиться-то к нему не могли, боялся – и все тут. Его послали с нами марсиане, он послушался… но ты бы на него только тогда посмотрел, совсем как необстрелянный солдатик перед боем – поджилки трясутся, а приказ выполнять надо.

– Секундочку, – возмутился Какстон. – Вторжение на Землю – с Марса? С Марса? Нет, вам виднее, конечно, но, по-моему, это все равно как если бы мы пошли войной на Юпитер. Тяготение у нас в два с половиной раза больше, чем на Марсе, а на Юпитере – в два с половиной раза больше нашего. Примерно так же обстоит дело и с различиями в температуре, атмосферном давлении и так далее. Мы не смогли бы жить на Юпитере – и я не понимаю, каким образом марсиане смогут выдержать наши условия. Разве не так?

– Близко к правде, – кивнул ван Тромп.

– Ну и зачем же тогда нам нападать на Юпитер? Или марсианам на нас?

– Бен, ты видел разработки по плацдарму на Юпитере?

– Какие там разработки, одни праздные мечтания. Совершенно непрактично – трудно, дорого, а главное – бессмысленно.

– Сто лет назад то же самое говорили о космических полетах. Загляни в архивы, почитай, что писали об этом в сороковые годы двадцатого века. А в разработках по Юпитеру сейчас задействованы очень серьезные люди. Согласно оценкам, наш опыт глубоководных исследований в сочетании с механизированными скафандрами позволит справиться с Юпитером. А марсиане никак нас не глупее, скорее наоборот. Видел бы ты их города.

Какстон задумался.

– О’кей, но только я все равно не понимаю, зачем бы им это понадобилось.

– Капитан?

– Да, Джубал?

– Есть еще одно возражение. Вы знакомы с классификацией культур на «аполлонические» и «дионисийские»?

– В самых общих чертах.

– Так вот, мне кажется, что марсиане назвали бы дионисийской даже культуру зуни. Ты видел все своими глазами – а я беседовал с Майком. Его воспитала аполлоническая культура – а такие культуры неагрессивны.

– М-м-м… я бы не очень на это рассчитывал.

– Ты знаешь, шкипер, – неожиданно вмешался Махмуд, – а ведь у теории Джубала есть подтверждение, хотя бы косвенное. Характер культуры отражается в ее языке – а у марсиан нет слова «война». Во всяком случае – насколько я знаю. Нет слова «оружие», слова «борьба». А если в языке нет слова, обозначающего некое понятие, значит культура никогда не сталкивалась с его референтом.

– Ну что ты там мелешь, Стинки? Животные дерутся – у муравьев бывают самые настоящие войны. У них что, есть слово «война»?

– Было бы, – не сдавался Махмуд, – умей они говорить, вот как мы или марсиане. Особенно марсиане. Вербализующая раса имеет слово для каждого понятия; при появлении новых понятий она создает новые слова либо придает новые значения словам старым – иначе просто не бывает. Знай марсиане, что такое война, они имели бы и слово «война».

– Да чего мы тут спорим, – снова подал голос Джубал. – Позовем Майка – и сразу все выясним.

– Подождите, – возразил ван Тромп, – я уже много лет как закаялся спорить со специалистами. И так же давно понял, что вся история человечества – это длинный список специалистов, ошибавшихся на все сто процентов, – извини, Стинки.

– Ты совершенно прав – только в данном случае я не ошибаюсь.

– Мы выясним у Майка одну-единственную вещь: знает ли он слово для некоего понятия. А вдруг это то же самое, что просить двухлетнего ребенка дать определение понятия «интеграл»? Чем что-то там предполагать и угадывать, давайте поговорим о фактах. Свен? Я хочу рассказать про Агню.

– Как знаешь, – пожал плечами Нельсон.

– Ну, джентльмены, это строго между нами, братьями по воде. Лейтенант Агню был нашим младшим врачом. Блестящий, если верить Свену, специалист. Вот только он оказался латентным ксенофобом, все незнакомое на дух не переносил, и не людей, а именно марсиан. Как только мы убедились в миролюбии туземцев, я запретил ношение оружия.

Агню нарушил приказ – люди, видевшие его последними, говорят о пистолете на поясе, к тому же мы так никогда и не нашли этого пистолета. В бортовом журнале ничего этого нет, там записано только: «Пропал без вести, очевидно погиб». Двое наших видели, как Агню вошел в расселину между двумя скалами; заметив, что туда же направляется марсианин, они побежали следом – пунктик молодого доктора был общеизвестен. Раздался выстрел. К этому времени один из членов экипажа достиг уже расселины; он утверждает, что успел еще увидеть Агню – а через мгновение тот исчез. Второй подбежал чуть позже, он видел только, как марсианин вышел из расселины, проплыл мимо и удалился – это очень по-марсиански, если им нет дела до происходящего, они все вокруг игнорируют. Расселина оказалась тупиком – и в ней никого не было.

Вот, собственно, и все. Вполне возможно, что Агню перескочил через скалы – тяготение на Марсе низкое, а тут еще страх придает силы – хотя лично мне это не удалось, сколько я ни старался. Нужно еще заметить, что все мы пользовались кислородными масками – на Марсе иначе нельзя, – а при гипоксии нельзя особенно полагаться на свои чувства. У меня нет ровно никаких доказательств, что первый член экипажа был пьян от недостатка кислорода, просто легче поверить в это, чем в его рассказ о мгновенном исчезновении Агню. Я высказал предположение, что ему просто померещилось, и приказал проверить дыхательную маску.

Я был уверен, что Агню явится с минуты на минуту, и заранее предвкушал, как намылю ему шею за нарушение не только приказа, но и дисциплины: он ведь в одиночку покинул корабль. Но мы его так и не нашли, и что с ним произошло – неизвестно. С этого дня начались мои опасения. Марсиане уже не казались мне просто такими вот большими, дружелюбными, безобидными существами, хотя ссор с ними по-прежнему не было и они безотказно давали нам все, чего мы ни попросим, – лишь бы Стинки сообразил, как именно нужно просить. Случай этот я постарался замять – паника на борту недопустима, тем более когда находишься в сотне миллионов миль от дома. Конечно же, я не мог замять сам факт исчезновения доктора Агню – в поисках участвовала вся команда. Зато я в корне подавил любые предположения о какой-то там таинственности. Да и то сказать – а вдруг он заблудился и умер от недостатка кислорода? А труп занесло песком… На Марсе перед восходом и заходом солнца поднимается сильный ветер, сдувает дюны. Ссылаясь на такую возможность, я отдал приказ передвигаться только группами, непрерывно поддерживать радиоконтакт с кораблем, ежедневно проверять дыхательное снаряжение. Я не стал приказывать тому парню, чтобы держал язык за зубами, а только намекнул ему, что вся эта история про человека, испарившегося в воздухе, выглядит смехотворно, тем более что его товарищ ничего подобного не видел. Думаю, официальная версия одержала полную победу.