разомкнулись с сухим металлическим звуком, а потом сомкнулись на его подбородке, раздавив его вместе с ключицами и кадыком, превратив нижнюю часть его лица в однообразное булькающее месиво.

Бредбедл поднялся на ноги легко и почти изящно для существа таких габаритов и форм. Его неуклюжесть исчезла без следа, стальные сочленения работали почти беззвучно, и только потеки густой илистой жижи из прорех в броне немного портили впечатление.

- Физическая сила… - пробормотал он, его глухой лязгающий голос внезапно показался Лэйду вкрадчивым, едва ли не мелодичным, - Тот, кто ею наделен в избытке, обычно одержим гордостью и жить не может без того, чтобы не демонстрировать ее на каждом шагу. Но стоит ей обернуться против него самого… Как беспомощен он становится! Как хрупок, жалок и уязвим! Точно насекомое, сжатое в пальцах…

Он вздернул трепыхающегося человека в воздух, легко, как пушинку. Тот сучил ногами, захлебываясь собственной кровью, переломанные руки бессмысленно дергались. Лэйд надеялся на то, что сознание уже вытеснено из умирающего тела болью и это лишь агония, но к своему ужасу увидел глаза Боссьера – широко раскрытые, будто кричащие, сделавшиеся похожими на треснувшие алые самоцветы.

Бредбедл с хрустом вмял его в стену. Удар выглядел небрежным, но сила, вложенная в него, была чудовищной, стократ большей, чем требовалось для того, чтобы вытряхнуть из этой изувеченной человеческой оболочки тлеющие в ней остатки жизни. Бедняга превратился в подобие раздавленного комара – вмятый в камень ком бесформенной плоти с торчащими из нее лопнувшими костьми.

Воган завизжала. Ледбитер испуганно охнул.

- Будем считать, что мы закончили с этим. Ах, простите… Закончили наполовину.

Бредбедл повернулся к уцелевшему охотнику и сделал приглашающий жест стальной лапой.

- Je vous invite, Monseigneur[13].

Тот сглотнул, с ужасом глядя то на бронированную громаду, то на гарпун в своих собственных руках. Страшная смерть брата оглушила его, он двигался медленно и неловко, а оружие держал так, словно взял его впервые.

Что-то в нем надломилось, он словно растерял всю свою сноровку, весь опыт. Его выпады больше не были стремительными и смертоносными, они выглядели неуклюжими, растерянными, по-детски слабыми, Бредбедл отбивал их играючи, даже в насмешливой манере, двигаясь точно фехтовальщик в фарсовой пьесе, нарочито пританцовывающей вихляющей походкой.

Это был не бой, это была игра. Бредбедл без труда встречал всякую атаку, так легко отбрасывая грозный прежде гарпун, будто его держала мышь. Кажется, он даже пританцовывал, негромко напевая что-то себе под нос. И это сказывалось на его противнике сильнее, чем самые ужасающие угрозы и проклятья.

Младший Боссьер – если он действительно был младшим – выдыхался с каждой атакой, так стремительно, будто сам весил пятьсот фунтов. Он задыхался, спотыкался, беспомощно оглядывался, стискивал зубы… Тщетно. Он не только не мог дотянуться до уязвимых мест чудовища, но и сам все больше подставлялся, не замечая того.

Игра. С самого начала – дьявольская игра…

Бредбедл забавлялся минуту или две, после чего со скрежетом зевнул. От этого звука, жуткого и протяжного, как у старого корабельного ревуна, внутренности оставшегося Боссьера должны были сплавиться, превращаясь в жидкий воск…

- Кажется, гости начинают скучать, - заметил Бредбедл, - Не будем злоупотреблять их терпением, господин Боссьер. Если вы не против, я бы хотел завершить представление, тем более, что ничем новым вы меня не удивите. Хотите сделать это сами или предоставите мне?..

Нервы Боссьера не выдержали.

Выкрикнув какое-то нечленораздельное ругательство по-французски, он устремился в атаку с яростью, рожденной скорее отчаяньем, чем тактическим расчетом. Его удары сыпались на броню беспорядочно и вразнобой, он словно не фехтовал, а беспорядочно колотил палкой по бочке, неудивительно, что смертоносное острие беспомощно соскальзывало с бронированных пластин, не в силах даже их оцарапать. Бредбедл позволил ему атаковать трижды, всякий раз легко уклоняясь, затем пробормотал:

- Ну, кажется, довольно…

Прежде чем его противник понял смысл сказанного, Бредбедл шагнул вперед, занося лапу. В этом чудовищном скафандре даже сам Джеймс Харви д’Эвиль[14] двигался бы как мучимый подагрой престарелый калека, но этот выпад даже стороннему наблюдателю показался бы чертовски - противоестественно – быстрым.

Удар был аккуратным и точным, ровно по темени. Он не выглядел сильным, Бредбедл будто бы играючи коснулся головы Боссьера, но Лэйд отчетливо услышал хруст вроде того, который издает сваренное вкрутую яйцо, если ударить по нему ложкой.

Голова Боссьера лопнула, легко сминаясь, из глазниц плеснуло грязно-розовым и серым, челюсть, хрустнув, разломилась пополам. Охотник покачнулся и какое-то ужасающее мгновение словно бы силился устоять на ногах, но Бредбедл, вздохнув, аккуратным тычком уронил его на пол. А затем небрежно откатил распластанное тело к стене, точно хозяйка, стыдливо заметающая пыль под ковер.

- Обезьяны, - пробормотал он, то ли с печалью, то ли с укоризной в голосе, - Вы придумали паровой двигатель, парламент и сассекский пудинг, но под всеми слоями драпировки так и остались обезьянами. Обнаружив нечто непонятное, вы в первую очередь стараетесь уничтожить его – сожрать или сломать – уповая на свою силу. Но стоит вам убедиться в том, что сила не на вашей стороне, как вами овладевает первобытный ужас. И тогда вы делаетесь испуганно трепещущими теплыми моллюсками, которые так славны с белым вином и лимонным соком…

Лэйд и в самом деле ощутил, как внутренности делаются мягкими и слизкими, точно содержимое устричной раковины. Теперь он был благодарен судьбе за то, что увесистый и грозный револьвер так и остался в ящике письменного стола. Нет сомнений, если бы он выхватил его, присоединившись к братьям Боссьер, сейчас бы лежал неподалеку от них, с проломленной головой или разорванный надвое или…

- Будем считать, эти благородные господа первыми заявили свое право на участие, - Бредбедл неторопливым шагом прошествовал в центр гостиной, заложив обагренные кровью руки за спину, - И, надо думать, сполна им насладились. Ну-с, кто желает быть следующим?

Лэйд ощутил, что сердце в груди не бьется, как обычно, а перекатывается, словно кусок холодной острой щебенки.

«Мистер Лайвстоун!» - сейчас провозгласит это существо, насмешливо глядя сверху вниз. И это будет последний выход Бангорского Тигра на арену. Черт, ну и жалко же он будет выглядеть, пытаясь голыми руками бороться с этой громадой. Конечно, в его запасе всегда имеется несколько трюков. Можно оторвать от рукава пиджака пуговицу – латунная, с четырьмя дырками, пятнадцать гран весом, - посмотреть на Бредбедла через нее и произнести несложное заклинание, в котором столько согласных подряд, что человек неподготовленный может