– А кто?

– Тот, кто может удержаться на воде. Козерог. Которогоизображают в гороскопах. С рыбьим хвостом вместо задних ног…

– Кто-нибудь еще видел, как мадемуазель О-Сими покидалагостиницу вместе со своим приятелем в ночь на двадцать третье мая?

– Не знаю. Не думаю. Во всяком случае, той ночью я былв холле «Ламартин Опера» один. Мадемуазель О-Сими сдала ключ и пожелала мне спокойнойночи.

– И все?

– Нет. Мадемуазель сдала ключ, пожелала мне спокойнойночи и улыбнулась.

– А ее приятель?

– Он не стал ждать, пока мадемуазель закончит дела устойки, сразу прошел к выходу.

– Значит, некоторое время вы и мадемуазель О-Симинаходились наедине?

– Секунд тридцать, не больше.

– Но их вполне хватило бы, чтобы поделиться с нейсвоими нехорошими предчувствиями, не так ли? Сказать ей что-то вроде: «Эй,милашка, будь осторожна, от этого типа можно ждать чего угодно, включаянеприятности». Вы ведь симпатизировали ей.

– Симпатизировал. Но кто же станет слушать ночногопортье захудалой гостиницы? Это все равно, что слушать шум сливногобачка, – занятие малопочтенное.

– Н-да… И больше вы не видели О-Сими Томомори? Послетого, как она сдала ключ?

– Нет, не видел. Поначалу я даже не придал этомузначения.

– И испанец больше не приходил в гостиницу?

– Нет. Но спустя несколько дней появилась ее подруга,тоже японка, только гораздо более эксцентричная. Она разыскивала мадемуазель.Об этом вам лучше поговорить с моим сменщиком, именно он с ней беседовал. Он-томне все и рассказал, сам я подругу мадемуазель О-Сими не видел.

– А почему он решил с вами этим поделиться, вашсменщик?

– Вы так до сих пор и не поняли, инспектор? В «ЛамартинОпера» никогда ничего не случалось, и вот, пожалуйста, пропал человек… Целоесобытие, правда?

– Но ведь не в самой же гостинице он пропал. Не иззапертого изнутри номера…

– Неважно. Хотя я знаю пару отелей, где люди пропадалииз запертых изнутри номеров. Или выходили на черную лестницу, чтобы никогдабольше не вернуться. Терялись в коридорах, как теряются в джунглях Амазонки.

– А вы были в джунглях Амазонки?

– Нет. Но у меня есть монета в пять бразильскихкрузейро – с двумя попугаями. И еще одна – перуанский сол с ламой.

– Ценное приобретение. Адреса отелей, где пропадаютлюди, спишете?

– Нет. На такие отели всегда натыкаешься случайно,особенно когда долго путешествуешь. С моими родителями именно так и произошло.Оба они были заядлыми путешественниками, даже дом не посчитали нужным завести.Л наши встречи вообще можно было по пальцам пересчитать. Они исчезли пять летназад, мне едва исполнилось семнадцать.

– Хотите сказать – они исчезли в одном из отелей?Надеюсь, это был не… как его… «Теплый воздух»?

– Нет. Европа здесь ни при чем. Во всяком случае,последняя открытка, которую я получил, имела токийский штемпель.

– Я мог бы догадаться…

– Мама как раз описывала один такой отель. Слисами-оборотнями на должности горничных. И номерами, захлопывающимися, какмышеловки.

– И вы не отправились на поиски родителей?

– Зачем? Они были путешественниками и знали, на чтоидут. А путешественники, в отличие от туристов, иногда не возвращаются, каксказано в одной умной книге.

– Мадемуазель О-Сими Томомори была туристкой, и тоже невернулась. Но это так, к слову. В ту ночь… На двадцать третье мая… вы непокидали гостиницы?

– С какой стати мне нужно было покидать гостиницу?

– Вы опять нервничаете.

– И не думаю нервничать…

– А кто-нибудь из постояльцев вас вызывал?

– Нет. Ночь была спокойной. У нас ведь небольшой отель.

– Ясно.

– Что-нибудь еще вас интересует?

– Да. Где жил малыш Эрве, пока его родители такоголтело путешествовали по всему свету?

– У дяди, маминого брата. У него был небольшой пансионв Лионе, пристанище для старых дев – любительниц английского детектива и игры вбаккара. Впрочем, почему был? Он и сейчас есть.

– И когда же вы покинули это богоугодное заведение?

– Когда мне исполнилось семнадцать. Когда я узнал обисчезновении родителей. Когда мне наскучило играть в баккара.

– И прямиком в Париж?

– Да.

– И прямиком в «Ламартин Опера»?

– Да. Хозяин отеля – старинный дядин приятель. Так чтоможно сказать, что в «Ламартин Опера» я поступил по рекомендации.

– И вам никогда не хотелось узнать, что же на самомделе случилось с вашими родителями?

– Для этого нужно было как минимум отправиться вЯпонию.

– Понятно. А у вас на это не было средств.

– Даже если бы они были… Я все равно не смог бы уехать.

– Почему? Ведь вам так нравится Япония.

– Все дело в моей болезни. У меня очень редкая болезнь,господин инспектор. Она причиняет массу неудобств, но если правильно ейраспорядиться…

– И что же это за болезнь?

– Яне выношу солнечный свет. Яркий дневной мне тожепротивопоказан, но в малых дозах это еще можно было бы пережить. А вот прямыесолнечные лучи для меня – верная смерть.

– Сочувствую.

– Ничего, я привык. В этом даже есть свои преимущества.

– Разве?

– Сумерки, господин инспектор. Вечные сумерки. Л в сумеркахсердце этого жестокого мира смягчается. В сумерках он выглядит именно таким,каким ты хочешь его увидеть. В сумерках гораздо больше оттенков. В сумеркахгораздо проще признаться в любви, убить или приготовить салат… Вы нашлимадемуазель О-Сими?

– Да.

– Я прав и ничего хорошего с ней не случилось?

– Да.

– А испанец? Вы нашли испанца? Поговорили с ним?..

– Странный плакат, вы не находите?

– Где?

– У вас за спиной.

– А-а, этот… Реклама ускоренных курсов разговорногофранцузского. Он висит здесь бог весть сколько, я и забыл о нем.

– «Сосны, моя девочка, покрыты иголками», надо же.Глупее лозунга для рекламы и не придумаешь.

– Вы – сто девяносто третий человек, который сказал мнеоб этом. Я могу быть еще чем-нибудь полезен?

– Думаю, я услышал все, что хотел. Спасибо, мсье…