десяти наций. Став самым могущественным человеком в мире, он учреждает глобальную валютную систему и экономический союз, добивается всеобщего разоружения, подписывает семилетнее мирное соглашение с Израилем и перемещает штаб-квартиру ныне всемогущей ООН на место древнего Вавилона. Обычно неторопливая до отвращения, всемирная организация за несколько часов принимает все эти условия Карпатии, а тот затем провозглашает единую мировую религию.

Уильямс раскрывает истинную природу Карпатии и объединяет усилия с Хлоей Стил. В отличие от почти поголовно вознесенных прихожан церкви, к которой принадлежала мать Хлои, левые друзья Хлои из Стэнфордского университета остаются на планете и должны ждать наступления времен скорби; Хлоя и Бак возрождаются духовно, женятся и вступают в союз с ее отцом, учреждая «Силу скорби», организацию, которая использует техномагию для противодействия Карпатии679.

Повсюду плетутся международные заговоры. За несколько десятилетий до этих событий финансист и ученый, специалист по биотехнологиям Джонатан Стонагал искусственно оплодотворил, оказывается, мать Карпатии, чтобы произвести на свет «гипнотического суррогата» (того самого Николае) ради удовлетворения собственных гнусных амбиций. Военные демонстративно игнорируют сообщения об НЛО от профессиональных пилотов. Стонагал меняет мировых лидеров и организует «самоубийства» высокопоставленных лиц почти ежедневно, прежде чем наконец его убивает Карпатия, который «промывает мозги» свидетелям преступления – кроме Бака Уильямса его незримо оберегает Господь, – чтобы они поверили, что Стонагал покончил с собой.

Манихейская воинственная культура пронизывает книгу Лахэя: те, кто выступает против абортов и голосует за республиканцев, возносятся, а вот те, кто мыслит традиционно или читает литературу Нью-эйдж, обречены гореть в адском пламени.

Подвиги Бака Уильямса описаны на многих страницах; они как бы разделяют громадный и неудобоваримый пласт диспенсационалистской эсхатологии на легко усвояемые фрагменты. Книга поддерживает крайне бодрый темп повествования, отрывки с изложением неустанных поисков Уильямса, жаждущего прилюдно раскрыть истинную суть Карпатии, чередуются с главами, в которых прошедший через духовное перерождение Стил исследует диспенсационалистскую схему конца времен.

За двенадцать лет после публикации этого романа Лахэй и Дженкинс написали еще пятнадцать продолжений и приквелов, которые вместе охватывают всю диспенсационалистскую последовательность событий, от рождения злодея Карпатии методами генной инженерии до установления (последнего) Грядущего царства.

Первые тома цикла продавались тиражами по несколько сот тысяч экземпляров каждый, но к четвертому тому молва подняла цикл на вершину списка бестселлеров «Нью-Йорк таймс»680. Первоначальный тираж восьмого тома составил 2,5 миллиона экземпляров. В 2001 году продажи десятого тома, взлетевшие к небесам после сентябрьских терактов, потеснили «Покрашенный дом» Джона Гришэма с места бестселлера года (впервые с 1995 года Гришэм лишился этого титула); случай тем более показателен, что в списках бестселлеров, как правило, не учитываются продажи в религиозных книжных магазинах, а здесь на них приходилась треть продаж. Фактически каждый десятый американец прочитал хотя бы одну из книг цикла, а четверть американцев слышала о них681.

Общий объем продаж цикла уже превысил 65 миллионов экземпляров. В 2002 году Лахэй и Дженкинс попали на обложку журнала «Тайм», а два года спустя – на обложку «Ньюсуик»; затем они оба взялись творить самостоятельно, и Лахэй в 2004 году перешел из религиозно-ориентированного издательства «Тиндейл хаус» в издательский концерн «Рэндом хаус», получив аванс в 45 миллионов долларов на новый цикл682.

Столь грандиозный успех привлек внимание критиков к диспенсационализму. Николас Кристоф писал в «Нью-Йорк таймс», что цикл «Оставленные», «самые продаваемые романы для взрослых в США, ярко изображает возвращение Иисуса, который намерен убить всех, кто не является возрожденным христианином. Индусы, мусульмане, иудеи и агностики всего мира, заодно с большинством католиков и унитариев, горят в вечном пламени… Нечего сказать, воодушевляющая сцена!»

Далее Кристоф перечислял давние и относительно свежие пророчества из длинного списка прорицаний Линдси и делал следующий вывод: «Ошибки редко бывают такими прибыльными»683. Другой светский критик снисходительно отмечал, что стиль Дженкинса – это «сочетание Джерри Фолуэлла и Тома Клэнси»684. Прочие писали, что их удручает присущее фантастике вознесения отсутствие сострадания к сотням миллионов людей, обреченных на заклание, о чем авторы говорят едва ли не с восторгом.

Тем временем Джерри Дженкинс эксплуатировал образ легкомысленного и не приверженного идеологии писателя «из народа». В обширном интервью «Ньюсуик» он признавался:

«Приземленный стиль, неглубокие характеры – так уверяют критики. А я пишу для приземленных, я сам такой. Пишу как могу. Знаю, меня никогда не сочтут классиком, но я и не рвусь в К. С. Льюисы. Вообще-то я восхищаюсь большими писателями. Жаль, что мне не хватает ума написать книгу, которую трудно читать, жаль»685.

Упоминание о К. С. Льюисе вовсе не было случайным литературным «поклоном»; по словам теолога Марка Уорда, «правила христианского книгоиздания требуют от каждой христианской книги хотя бы одну главу начинать с цитаты из К. С. Льюиса». Дженкинс отнюдь не романтизировал своих читателей; так, он рассказывал, что однажды встретил в «Сэмс клаб» [176] даму с одной из его книг и бутылкой виски: «Вот и славно, она точно собиралась хорошо выспаться той ночью»686.

В отличие от соавтора Лахэй в интервью тому же «Ньюсуик» был предельно теологичен и высказал резкое недовольство культурной и религиозной элитой страны: «Те миллионы, до которых я пытаюсь достучаться, воспринимают Библию буквально. А вот теологи путаются в самодовольных толкованиях и все норовят отыскать некую богословскую причину в основе всего и вся. Меня беспокоит, что интеллектуалы свысока смотрят на нас, обычных людей»687.

«Обычные люди» Лахэя живут преимущественно на Юге и Среднем Западе США – оттуда 71 процент читателей цикла по сравнению с 6 процентами читателей с Северо-Востока688. Публика Лахэя – убежденные противники абортов и ненавистники гомосексуализма, опора социального консерватизма, которым вдохновляются американские диспенсационалисты и евангелисты в целом. Джерри Фолуэлл и Пэт Робертсон родом из Виргинии; Хэл Линдси из Техаса; Джимми Сваггерт из Луизианы, а Джим Баккер – из Миссури.

* * *

Растущее число прихожан, многие из которых являются восторженными почитателями Линдси, Лахэя и Дженкинса, устремляется в Израиль, прежде всего в Иерусалим, как бы воплощая наяву свои миллениалистские верования; по экспертным оценкам, из 3,6 миллиона гостей страны в 2017 году каждый восьмой был евангелистом. Многие религиозно-ориентированные путешественники заказывают туры специально для диспенсационалистов, и изюминкой этих туров является посещение Института иерусалимского храма, где в центре для посетителей демонстрируются сосуды и прочая утварь, изготовленная для возрожденного храма. Большинство посетителей, по словам ученого Йосси Мекельберга, «совершенно не обращают внимания на палестинскую часть истории. Они приезжают за религией; с такими друзьями кому нужны враги?»689

Центральное место в легенде о возведении Третьего храма занимает рыжая телица, окрас которой лишен изъянов, а сама она не ведала ярма. Появление белых волосков на вымени заставило «дисквалифицировать» Мелоди из коров апокалипсиса, зато рождение этой телки вдохновило одного