Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Золотая Тяньвэнь и алая Цзяньгуй плясали высоко в заменявших небо озерных водах, атакуя друг друга с удивительным изяществом. Их жестокая схватка расцвечивала воду яркими вспышками, поднимала яростные волны. В конце концов красная и золотая лозы сплелись воедино, будто не желая разлучаться, и стало ясно, что их силы равны.
В глазах Чу Ваньнина мелькнуло восхищение, но утомленный борьбой и пытавшийся отдышаться Мо Жань ничего не заметил.
– Возвращайся, Тяньвэнь, – велел Чу Ваньнин.
Еще мгновение назад такая свирепая, золотая лоза тут же утихла и, растаяв в воздухе, будто лед по весне, россыпью ярких бликов, послушно вернулась к Чу Ваньнину и втянулась в его ладонь. Цзяньгуй, потрескивая, все еще упрямо полыхала в руке Мо Жаня.
Тяжело дышащий юноша сел прямо на илистый песок и с обидой протянул:
– Все, я так не играю! Учитель, вы просто измываетесь надо мной.
– Но я же дал тебе фору в десять ударов, – ответил Чу Ваньнин.
– Да разве этих десяти ударов было достаточно? Сто – еще куда ни шло! – нахально завопил Мо Жань. – Ох, мои руки, рученьки мои, они сейчас просто отвалятся! Ши Мэй, а Ши Мэй, помоги мне, скорее разотри их!
Так он и продолжал шутливо трещать о том, как у него все болит, пока Сюэ Мэн осыпал его насмешками, а Ши Мэй привычно пытался их примирить.
Только Чу Ваньнин молчал, тихо глядя на своих учеников.
Возможно, это был лишь обман зрения, обязанный игре света в холодных зеленоватых водах, но уголки губ Чу Ваньнина слегка приподнялись, будто те желали сложиться в едва заметную ласковую улыбку. Это длилось всего мгновение; затем Чу Ваньнин развернулся и, заложив руки за спину, стал глядеть на пелену тонких ветвей огромного пустотелого дерева, сам не зная, какие мысли крутились у него в голове в тот момент.
Настала ночь. Мо Жань сидел в отведенной ему комнате, где пол был посыпан чистым белым песком, а по выкрашенным в синий цвет стенам благодаря наложенному на них заклятию то и дело пробегали яркие блики света, будто по настоящим волнам. Жемчужная занавеска мягко колыхалась на ночном ветру, влетавшем в приоткрытое окно. Стоявший на столе светильник, сделанный из светящейся жемчужины, заливал комнату теплым, спокойным светом.
Посреди комнаты стояла большая морская раковина, застеленная мягким шелковистым атласом. Удобно устроившись на этой постели, Мо Жань вновь призвал Цзяньгуй и принялся было внимательно изучать ее, однако из-за сильной усталости почти сразу уснул – с лозой в руках.
Цзяньгуй лежала у него на груди, испуская бледное красное свечение. Казалось, будто она погружается в дрему вслед за своим хозяином…
Мо Жань не знал, как долго он спал. Первым, что он ощутил после пробуждения, был обжигающий холод, а вслед за этим запястье пронзила острая боль.
Он сделал глубокий вдох и не спеша сел, придерживая голову руками. По мере того как сознание возвращалось к нему, непонятная боль в запястье становилась все острее. Взглянув на руку, Мо Жань с удивлением обнаружил на запястье невесть откуда взявшийся порез с уже запекшейся поверх кровью.
Что произошло?
Где это он оказался?
Мо Жань широко распахнул глаза.
Окончательно очнувшись, он понял, что находится в совершенно незнакомой темной комнате с каменными стенами. Через прорубленное в потолке крошечное вытяжное отверстие внутрь проникал холодный зеленоватый свет, но его едва хватало, чтобы осветить эту тесную комнатушку шириной менее одного чи. Темно-серые, скользкие от влаги каменные стены таинственно поблескивали в этом неверном свете.
Глава 41
Этот достопочтенный вновь попал под действие чар
Комната, больше напоминавшая тюремную камеру, была устроена очень просто: с трех сторон – каменные стены, а с четвертой – решетка, сияющая алым светом наложенного заклинания. Из мебели в комнате было лишь примитивное каменное ложе, застеленное соломой.
На этом ложе и лежал Мо Жань, скованный по рукам и ногам позвякивающими при каждом движении железными цепями. Юноша, однако, сделал еще одно гораздо более неприятное открытие: его духовная сила оказалась запечатана каким-то заклятием, поэтому у него не было никакой возможности вырваться на свободу. Пока Мо Жань, изнывая от тревоги, обдумывал свое положение, тишину вдруг разрезал громкий скрип. Он повернул голову и увидел, как в камеру вошли двое хвостатых слуг.
– Эй, вы! – тут же сердито закричал взволнованный Мо Жань. – Вы, кучка помешанных! Что здесь, в конце концов, происходит? Что вы собираетесь делать? Где мои спутники и где Гоучэнь Шангун? Эй! Я к вам обращаюсь!
Однако, как бы он ни надрывал горло, браня хвостатых морских жителей на чем свет стоит, те как будто его не слышали. Ступая друг за другом, они внесли в камеру нечто завернутое в рыжий лисий мех. Судя по форме свертка, внутри был человек. С полным безразличием на лицах слуги дотащили сверток до каменного ложа и опустили на солому.
Мо Жань продолжал злобно рычать на них:
– Вы, ничтожные угри…
– Чего расшумелся? – наконец презрительно огрызнулся один из слуг. – Ты же обладаешь духовной сущностью элемента дерева, тебе это не нанесет никакого ущерба.
– Ущерба? – холодно усмехнулся второй. – Да он получит гораздо больше, чем мог рассчитывать!
Мо Жань был вне себя от ярости.
– Да чего вам от меня надо? Зачем меня заперли здесь? И что вы притащили ко мне на кровать?
– Что мы притащили? – переспросил один.
– Самого важного для тебя человека, разумеется, – пояснил второй.
– Мы хотим посмотреть, что ты выберешь: спасти себя или защитить его.
– После этой ночи ты сам поймешь, почему уважаемый бог так старался, устраивая все это, хе-хе.
Затем они развернулись и вышли. В камере воцарилась мертвая тишина.
Скованный по рукам и ногам Мо Жань не мог пошевелиться. Пленник потерял чувство времени и не знал, сколько часов или минут он лежал на этом каменном ложе. Он пробовал бороться, прилагая все силы, но лишь стер запястья и лодыжки в кровь – освободиться из оков ему так и не удалось.
Тяжело дыша, Мо Жань повернул голову вбок и взглянул на лежащего рядом человека. Тот был с головы до ног туго завернут в лисью шкуру, и лишь одна тонкая прядь длинных черных волос выбилась из-под меха наружу. Мо Жань в смятении разглядывал ее, чувствуя, как колотится сердце.
Он понятия не имел, с какой целью Гоучэнь Шангун сыграл с ними эту злую шутку, но был уверен, что смешного во всем этом мало и ничего хорошего ожидать не приходится.