– Ты как-то неправильно отреагировала, когда я сказал, что остался без работы, – сказал я, покосившись на девушку.

Смотреть на неё было значительно приятней, чем на Галину Ненашеву, которая старательно тянула «Я люблю тебя, Россия».

– Почему? – она недоуменно посмотрела на меня. – Я же не могу заставить тебя делать то, что ты делать не хочешь.

– Я не про это, – улыбнулся я. – Просто ты беременна, у нас скоро будет ребенок, это расходы, а я остаюсь без зарплаты и без очень хорошего места.

Я не стал напоминать Татьяне, что она тоже осталась без зарплаты – да и в целом не считал это проблемой. Ещё в Сумах я показал ей «тумбочку», в которой хранил деньги, и объяснил, что она может брать там столько, сколько хочет; в Москве роль такой «тумбочки» выполнял обычный конверт, который лежал в шкафу. Правда, основную массу денежных знаков я хранил на сберкнижке, соблюдая традицию, заведенную «моим» Ореховым. К тому же до конца восьмидесятых это был вполне надежный и рабочий способ.

– Знаешь, я почему-то уверена, что ты с этим разберешься, и у тебя всё наладится, – ответила она.

– У меня? Не у нас? – меня почему-то зацепило это слово.

– У тебя, у нас – разве это важно?

– Наверное, важно... если у меня, то я по-прежнему волк-одиночка. А если у нас, то мы – это семья. В семье, насколько я в курсе, все проблемы всё равно делятся на обоих. А я тебя поставил перед фактом – ушел и всё.

– А, ты об этом... – сказала она. – Тогда да, у нас. Но ты не обязан. Я привыкла решать одна, ты привык решать один, это нормально. Думаю, со временем мы привыкнем. Я даже, наверное, уже привыкла. А ты?

Её вопрос поставил меня в тупик. Последние три месяца мы жили, как муж и жена – если, конечно, не считать штампов в паспортах. Но всё остальное было то самое, что я и ожидал от настоящей семьи. Правда, мы как-то не поднимали эту тему в Сумах, только в день её приезда, и просто вели себя так, словно всё происходящее было высшей формой нормальности.

Впрочем, ждать штампов нам осталось недолго – мы собирались расписаться в последнюю пятницу июля.

– Я тоже, любимая, я тоже... – я погладил Татьяну по животу. – У Макса, кстати, свадьба в сентябре. И если она совпадет с родами, придется отказываться... он мне предлагал свидетелем стать.

– Не вздумай! – Татьяна шлепнула меня по руке. – Нельзя отказываться!

– А если ты в это время будешь рожать?

– И что? – улыбнулась она. – Чем ты мне поможешь? Я буду в больнице, а ты – сидеть в приемном покое? Но это глупо, Виктор, роды – долго.

Об этом я знал, просто не считал возможным веселиться, когда где-то рядом происходит такое важное событие, как рождение моего ребенка. Впрочем, Татьяна была права.

– Ладно, до этого ещё уйма времени, – миролюбиво признал я. – Подумаем об этом завтра...

– Почему завтра?

– Ну не сегодня же? Завтра будет новый день, который хорошо подходит для того, чтобы подумать о самых разных вещах...

Большой детский хор запел «Взвейтесь кострами», и я сначала не понял, что одновременно зазвонил телефон. Первой услышала его Татьяна – она как-то легко поднялась, прошла к аппарату и сняла трубку. Мне пришлось идти в другую сторону – к телевизору, чтобы убавить громкость.

– Алло! Да... да... это я... конечно, сейчас позову. Виктор, это тебя, – сказал она и зажала микрофон ладонью. – Какой-то суровый мужчина.

Я знал нескольких суровых мужчин, но не ожидал звонка ни от одного из них. Поэтому просто взял трубку у Татьяны и приложил её к уху.