Нам с Грейс эта идея понравилась, и мы попросили ее подыскать что-нибудь и для нас.

Сейчас, когда мужчины стали возвращаться домой, клубы снова процветали. Работы хватало. Все хотели выпивки и женской компании.

Я сошлась с кубинским сахарным королем, а он познакомил Грейс с ананасовым принцем, тоже с Кубы. Его звали Марио, и он был хорош. Как они с Грейс танцевали мамбу!

Сахарный король сделал мне предложение, и я немедленно отправила его в отставку.

— Я не из тех, кто стремится замуж. — Я не кокетничала.

Через неделю Марио сделал предложение Грейс.

— В браке по расчету нет ничего дурного, — наставляла ее Элен. — Ты устроишь свою жизнь.

Помнится, она говорила что-то подобное о браке с ее братом Монро. Вот только Грейс не собиралась замуж за этого парня. Нет, Марио не был плохим — просто она его не любила.

В рождественский вечер Элен спрятала свою фотографию с первым мужем, и мы отправились в аэропорт. Заметив Эдди, она подняла Томми повыше и воскликнула:

— Вот твой папа!

Эдди выглядел великолепно, как и прежде. Его списали из рядов вооруженных сил в стандартном костюме, ботинках, шинели и старомодной фетровой шляпе. Он двигался с неподражаемой грацией, но почему-то казался немного растерянным. Он обнял нас всех по очереди, а Томми пожал руку, чтобы не пугать малыша.

Мы сели в автомобиль каучукового короля, который я не собиралась возвращать, и поехали к нам в отель. В зеркало заднего обзора я видела, как Эдди рассматривает все вокруг себя. Рядом загудел клаксон, и он так вздрогнул, что это заметили все.

В нашей общей гостиной на столе стояла небольшая украшенная елка. Элен явно была счастлива возвращению Эдди, и он старался изобразить радость от того, что снова видит всех нас, но бедолага явно был сам не свой, хотя и старался изо всех сил сохранить лицо. Когда Томми стал переживать, что Санта не сможет его найти, потому что нет камина с дымоходом, как было нарисовано в его книжках, Эдди вбил в подоконник четыре гвоздя и повесил на них наши чулки для подарков. Потом положил на блюдце печенье и пообещал:

— Санта обязательно нас отыщет и войдет через это окно.

В ту ночь Томми спал со мной и Грейс, чтобы супруги могли провести немного времени наедине и наговориться.

На следующее утро Элен распахнула нашу дверь и воскликнула:

— С Рождеством!

Эдди преподнес нам французские духи, шелковые шарфики от Гермеса и мягчайшие лайковые перчатки. Мы с Грейс и Элен вместе ходили по магазинам, поэтому не были удивлены подаркам друг от друга: соломенные сумочки, украшенные аппликациями с изображением цветов и фруктов, серьги, браслеты. Время экономии было позади: мы тратили, сколько хотели, и носили пышные яркие юбки.

Мы с Грейс подарили Эдди шорты для купания, панаму и сандалии, необходимые в Майами, Элен — стильный фрак.

— Чтобы ты снова начал танцевать!

Эдди долго смотрел на него, прежде чем примерить.

Томми в этом году тоже очень повезло. Мама и тетушки подарили ему одежду, раскраски и игрушечные машинки. Эдди же привез ему из Франции старинных оловянных солдатиков, чтобы было с чем играть, пока родители выступают. Томми, преодолев первоначальное смущение, забрался к Эдди на колени и объявил, что это Рождество — «лучшее в жизни». Мне показалось, что Эдди вот-вот расплачется.

В клубе, пока Элен возилась с Томми в гримерной, Эдди станцевал с посетителями болеро, танго и румбу, стараясь вернуть себе танцевальную форму. Вскоре они с Элен стали оставаться после представлений, чтобы порепетировать старые номера и поставить новые. Хоть их брак и нельзя было назвать традиционным, но они любили друг друга и всегда были великолепными танцевальными партнерами.

Эдди был трезв и в хорошей физической форме, но мы с Грейс слышали, как он бродил всю ночь по гостиной. Утром Элен, Эдди и Томми выходили из своей спальни с измученным видом. Элен рассказывала, что Эдди часто просыпался от дрожи и мокрый от пота. Он был очень нервным, морщился от всякого громкого звука. К этому времени все мы — и я, и мои друзья — хлебнули горя. Нас исцелило время, любовь и дружеская поддержка. Я очень надеялась, что с Эдди будет то же самое, и его напряжение в конце концов пройдет.

В феврале 1946 года мы с Грейс возглавили шоу в Латинском квартале в Майами. Как-то после второго выхода к нам в гримерную пришел менеджер и сказал, что нас хотят видеть двое мужчин за десятым столиком — лучшим столиком заведения. Мы с Грейс надели платья, подправили прически и макияж и пошли смотреть, кто же это был. Когда я шла между столами в блестящем платье, я ощущала себя подвижной, как ртуть. Кожа моя матово поблескивала, а гардении удерживала на месте заколка из горного хрусталя.

— Это Ли Мортимер! — взвизгнула я от радости. — Это он помог мне выбраться из лагеря!

Ли выглядел как обычно: высокий лоб, белоснежные зубы и сигарета, с легкой небрежностью зажатая между указательным и средним пальцами. Рядом с ним сидел некий ирландец, больше похожий на обезьяну, чем на мужчину, с наполовину разжеванной сигарой в зубах. Его звали Том Болл.

— Я хотел познакомить тебя с Томом, Руби, — сказал Ли, продолжавший выступать в роли доброго самаритянина. — И, разумеется, с Восточной Танцовщицей тоже…

— Шоу-бизнес — особая сфера, — перебила я, не давая ему увлечься разговором с Грейс. — Сейчас ты наверху. — И я медленно подняла ногу над головой так, что подол моего платья поднялся почти до паха. Позже Ли опишет это движение как «вверх к небесам». — А в следующее мгновение — в самом низу, — промурлыкала я, опуская ногу в золотистой атласной босоножке на высоченном каблуке. Это мне доподлинно известно, милый. Моя карьера — сплошные американские горки.

Да, даже после всего, что мы вместе пережили, я все равно хотела перещеголять Грейс.

Ли с трудом проглотил ком в горле.

— Девочки, вы достаточно долго пробыли в Майами, — выдавил он наконец. — Теперь вы готовы для Нью-Йорка, а Нью-Йорк готов для вас. Вот Том открывает клуб «Китайские куколки», и мы приехали сюда, чтобы переманить вас.

Я выпрямилась. Вернуться в Нью-Йорк? Наконец-то!

— Мы хотим построить целую программу вокруг вас двоих, — добавил Том зубодробительным голосом. — И назвать ее «Скандал с узкими глазами». Это будет самое крупное, самое дорогое и самое сложное восточное шоу, которое спокойно выдержит сравнение с любым белым шоу на Бродвее. Открываемся через восемь недель.