Не очень явно, но 3-е и 4-е правила все же приоткрывают сферу церковных полномочий самого императора. Собор признал «настоящим» епископом того, на кого указал св. Феодосий, – св. Григория Богослова, и отказал в этом чине тому, кого пытались навязать царю. То обстоятельство, что данные попытки получили категоричную негативную оценку Собора, должно было надолго успокоить амбициозные умы на Западе и Востоке – цель, которая в целом была достигнута.

Помимо этого, акты II Вселенского Собора интересны теми славословиями, которые его Отцы высказывали в адрес императора («Благочестивейшему императору Феодосию»), подчеркивая роль царя в преодолении смуты и установлении истинной веры. «В начале нашего послания к твоему благочестию, – писали епископы, – благодарим Бога, который ознаменовал твое благочестивое царствование общим миром Церквей и утверждением истинной веры; и, воздавая Богу должное благодарение, нужным считаем довести твоему благочестию о том, что происходило на Святом Соборе. Собравшись по твоему распоряжению в Константинополе, мы, во-первых, возобновили взаимное согласие между собой; потом изрекли краткие определения, в которых утвердили веру отцов, собиравшихся в Никее, и осудили возникшие против них ереси; кроме того, постановили точные правила о благоустройстве Церкви. Все это мы прилагаем к настоящему посланию. Итак, просим твое благочестие – утвердить постановления Собора, дабы, как ты почтил Церковь своим посланием, которым созывал нас, так ты же, своим утверждением, положил и конец нашим совещаниям»[589].

Эти фразы не нуждаются в комментариях – очевидно, что Отцы Собора все заслуги по возобновлению церковного мира и восстановлению общения связывали исключительно с именем св. Феодосия Великого. Мало того, они надеялись, что и в дальнейшем он своим утверждением постановлений Собора, то есть приданием им силы государственного закона, не позволит разрушить церковное единство Римской империи. Если кто-то из исследователей ищет время возникновения так называемого «византийского цезаропапизма», то далеко ходить не надо – перед нами хрестоматийный и блестящий пример того, как Церковь без обиняков признает императора своим главой.

19 июля император подписал акты Собора, а 30 июля приказал «передать немедленно все церкви епископам, исповедующим одно величие и силу Отца, Сына и Святого Духа, одну славу и одну честь, и состоящим в общении с Нектарием в Константинопольской Церкви, в Египте с Тимофеем Александрийским, на Востоке с Пелагием Лаодикийским и Диодором Тарсийским, в проконсульской Асии и Асийском диэцезе с Амфилохием Иконийским и Оптимом Антиохийским, в диэцезе Понта с Элладием Каппадокийским, Отрием Мелитинским и Григорием Нисским, в Мисии и Скифии с Терентием епископом Томским и Мартирием Маркианопольским. Всех, кто не вступит в общение с названными епископами, как явных еретиков, изгонять из церквей».

Как замечают исследователи, здесь чувствуется разительная перемена в сравнении с эдиктом 380 г., где, в угоду папистическим тенденциям Рима и Александрии, вселенскими центрами общения объявлялись епископы этих двух городов. Здесь же папа Дамас даже не упомянут – весьма симптоматично! [590]

Понятно, что Римский папа и св. Амвросий были крайне недовольны тем, что Вселенский Собор прошел без участия западных епископов и легатов понтифика. Святитель даже направил императору письмо с протестом, но оно осталось без ответа. Тогда, в пику II Вселенскому Собору, в 382 г. в Аквилее был собран Собор из одних западных епископов, где обсуждались вопросы Восточной Церкви. Но и он не изменил мнения царя о месте Римского епископа в управлении Церковью – очевидно, при всем уважении к священству для царя вопрос о главе церковного управления не стоял: им мог быть и есть только сам император.

Тогда западные епископы во главе со св. Амвросием написали императору письмо, в котором резко выговаривали за «ошибки», которые тот допустил. Римский папа уже не вспоминал, что еще недавно сам отверг Максима Киника, и теперь откровенно заявил, что тот принят в общение Римской церковью. Он потребовал освободить Нектария от Константинопольской кафедры и весьма сомневался в православии Тимофея Александрийского. Относительно канонов и Символа в новой редакции западные епископы не были склонны высказывать догматические возражения, но тут же заявили, что рассмотрение их без участия Западной церкви совершенно невозможно, что это – прямой путь к разрыву отношений с Востоком.

Они в принципе готовы даже принять их, но при одном условии – чтобы был созван новый Собор, «настоящий Вселенский», и не где-нибудь, а обязательно в Риме: «Наша просьба о созвании Собора в Риме для обсуждения восточных дел не есть что-то новое и неожиданное для Востока», – обосновывали они свои требования. А для примера они вспомнили Соборы, где рассматривались дела св. Афанасия Великого[591].

Конечно, св. Феодосия не могло удовлетворить такое письмо, но ввиду того, что на Западе царствовал Грациан, именем которого прямо или косвенно прикрывались авторы этого послания и который мог бы обидеться на резкий ответ, он решил поступить иначе. Его приказом в 382 г. все восточные епископы, за исключением египетских архиереев, были вновь собраны в Константинополе, вследствие чего II Вселенский Собор получал как-бы некоторое продолжение.

В первую очередь император повелел всем арианам, македонианам и евномианам, которые также были приглашены на Собор, дать обоснование своей вере на основе учения Святых Отцов. Когда еретики передали ему свои списки, он легко и наглядно продемонстрировал им их разночтения и вольности в толковании Св. Писания, после чего разорвал приготовленные ими бумаги и выгнал из зала заседаний[592]. Правда, иногда полагают, будто эта история имела место на Соборе 383 г., также собранном св. Феодосием Великим в Константинополе, но «Деяния» относят этот эпизод все же к 382 г.

Этим нехитрым ходом император решил одновременно две задачи: еще раз дал наглядное доказательство Западу и Риму, в частности, в православии Востока, открыто порвавшего с арианами и македонианами, и, во-вторых, окончательно поставил арианство вне закона. После этого по инициативе императора восточные епископы подготовили пространное письмо Римскому папе, в котором много благодарили того за теплоту и участие в деле утверждения истинной веры. Но решительно отказывались выехать к нему на Собор в Рим, поскольку, как писали они, такое путешествие должно быть согласовано с их епархиями, да и вообще чрезвычайно трудно из-за дальности дороги.

Вместо этого они предлагали принять послов «восточных» архиереев – епископов Кириака, Евсевия и Прискиона, которые могли бы засвидетельствовать папе их братскую любовь и единоверие. Восточные епископы также изъявили готовность передать папе документы Константинопольского собора, чтобы он мог ознакомиться с ними. Этот момент также весьма важен: в будущем папы не раз будут заявлять, что соборные постановления имеют силу исключительно после их утверждения понтификом, но, как видим, II Вселенский Собор, равно как и Никейский, такой практики не знал.