– Эри!

Тяжёлое зрелище видеть плачущего мужчину, который стал совершенно беспомощен и не может твёрдо смотреть в будущее.

– Ты уж прости, Варо, что я всё решила за тебя. Но ты… – Мама помолчала и хрипло продолжила: – Слёг надолго. Подмастерье твой – вор. Жена твоя, кроме тряпок, ничего не знает в этой жизни. Маро выбрала другое дело. Попробовали мы решить дело с долгами. Но… Там все – не подкопаешься. Плюнула я. Вчера оплатила неустойку за взятые тобой деньги. Старики пусть сами справляются с долгами мастерам, но ростовщику они теперь тоже ничего не должны. Но вот с лавкой связываться не стала. Ростовщик давно на неё глаз положил. Через три дня он её заберёт. А вы перебирайтесь в новый дом. Пять лет у вас будет в любом случае. Ты уж прости, но на большее денег не хватило. Будем надеяться, что к тому времени или Маро встанет на ноги, или мы сумеем что-нибудь придумать. Ты уж держись и не сдавайся. Может, найдём в первом круге лекарство и сможем передать.

– Спасибо, тётя Эри! – Маро бросилась обнимать маму, впервые за время разговора показав открытые эмоции. Я заметил слёзы на щёках. – Откуда у вас такие деньги?

– Скажем так, – я усмехнулся, впервые после нового знакомства с родными подавая в разговоре голос. Жаль, что у нас осталось так мало времени на общение. – Я изрядно обиделся на Монстров за отца. Взял с них плату шкурами.

Я с интересом и волнением осматривал приближающуюся границу нулевого круга и первого пояса. Выглядит не так, как в рассказах, вернее, не так, как я воображал себе, слушая их.

Стражи формации. Знакомые камни. Такие же – высотой в четыре роста мужчины – окружали то место, где я убил Паурита. Здесь они раза в четыре больше и выше, почти скалы. Вершины не сколоты, их грани ровные, а поверхность блестит, отражая жаркие лучи солнца с нашей стороны. Они похожи на наконечники копий, что торчат из земли, устремляясь в небо. Предупреждают от попытки сделать лишний шаг. Значит, именно они держат границу, а там, вокруг тех развалин, похожие тоже защищали жителей, но не справились. А вот эти, вдали от основного удара, выдержали и остановили ярость упавшего солнца. Разделили мир Древних на до и после. До – они ограждали цветущие земли вокруг столицы. После – отделили уцелевших от золы и пепла нулевого круга.

Граница. Песок, в который последние полдня пути превратилась серая земля пустоши, резко обрывался, упираясь в марево полотнищ формации между камней-скал. За ней буйствовала, другого слова у меня не нашлось, зелень. Это были не привычные мне скупые на листья невысокие деревья, а вовсе что-то непривычное. Они росли ввысь, стремясь догнать камни формации и превзойти их, расталкивали ветвями соседей, нависали над более мелкими сородичами, словно пытаясь задавить их. Густая трава жалась у самой границы песка, не решаясь двинуться под эти гигантские кроны. Там им просто не досталось бы солнца. Отсюда с нашей стороны, залитой светом и жаром, в полумраке леса едва угадывались тёмные фигуры встречающих, стоящих на толстом слое прелой листвы, что устилала дорогу, которая продолжалась и по земле первого пояса.

– Леград.

Я отвлёкся от разглядывания людей в серой одежде и огромных животных, что стали появляться на той стороне. Возле единственного оставшегося в нашей семье фургона перебирал лапами ящер Тортуса.

– Уважаемый, – я склонил голову и поприветствовал его, как возвышающегося.

– Леград, – Воин смотрел мне прямо в глаза, сложив руки перед собой и управляя Зверем коленями. – Я остался изрядно должен тебе.

– Моя месть стоила того, уважаемый, – не согласился я.

– Мелочь, которая не стоит упоминания. Знал бы ты, что иногда требуют от меня те, кому взятая десятка вскружила голову, как кувшин крепкого вина. Потому и объезжаю лично ваш край, что возни мало, а развлечений с избытком. В другой стороне от Арройо этим всем занимается помощник, – Тортус кивнул в сторону молодого Воина, который эти две недели пути и решал все проблемы с чемпионами. – Всё это перекрыл твой дар. Я о другом. Знаешь, сначала я был изрядно зол на тебя. Плевать на Кардо. Возомнивший себя самым умным джейр, которому в первые же дни свернули бы шею. Но вот то, что ты убил того торговца и не дал задать ему правильные вопросы… Ты чуть не вывел меня. Но потом я успокоился, подумал и даже рад. Ведь теперь в этом грязном деле нет ничего, что даже намекало бы на мой орден. И хочу дать тебе пару советов.

– С удовольствием выслушаю их, уважаемый, – я склонил голову, отгоняя воспоминания о яшмовых монетах в фургоне.

– В Школе ты можешь взять очень много. Если не будешь лениться и перестанешь скрываться. Притворяться слабым часто помогает, но там будет только мешать. В Академию возьмут многих, но ценные знания дадут только лучшим. И проявлять себя нужно с самого начала. Знания и сила – это то, что больше всего ценится в первом поясе. Поэтому не пропускай ни одной схватки и получи все техники, что только можно. Не важно, нужна ли она тебе сейчас, никогда не знаешь, что пригодится через десять лет.

– Спасибо за совет, – я снова склонил голову.

– Орикол этого не знает, но в Школе теперь наш с ним учитель. Показав себя, подойди к нему. Он из тех людей, что рождены с талантом давать знания просто и понятно. Многого он тебе дать не сможет, наверняка ему добавили ограничений, но в рамках позволенного больше тебе объяснить не сможет никто. Да и не захочет. А он сумеет помочь ещё и делом. Он любит умных учеников.

– Как его зовут?

– Ты поймёшь. – Воин улыбнулся, и его ящер резко прибавил ходу, устремляясь к границе.

Тортус остановил подачу силы в свою часть пропускного амулета. Рядом молчал служитель Касил, не решаясь прервать раздумья Попечителя нулевого. А он глядел вслед очередным уезжающим в жернова Школы чемпионам и думал лишь об одном из них. Тело его идёт к небесам вместе с душой, а характер закалён лишениями. Но хватит ли ему таланта, чтобы выделиться среди сотен других? Не оставит ли его Небо на пути развития духа?

Наступил момент, когда даже острые глаза Воина восьмой звезды перестали различать фигуры в лесу. Тортус освободил разум от лишних мыслей, развернул ящера и скомандовал сильно уменьшившемуся отряду выдвигаться. Он ещё очень нескоро узнает, что главным в уехавшем юноше был совсем не талант и не его идеальная закалка.