«Вот те раз! – подумала София, торопливо отползая к колонне, что прикрывала ей спину. – Надеюсь, хоть от кого-то не ускользнуло, что это я не дала умереть незнакомцу. Ну хоть ты-то видел?»

Последний вопрос она мысленно адресовала мраморному младенцу на руках Богоматери. Это уже третья жизнь, которую София спасла. Против двух загубленных по ее вине. В масштабах вселенной она снова была положительной силой. Главное, чтобы перечень смертей на ее счету не пополнился ее собственной.

– Никогда прежде я не встречал колдовства столь злостного, что даже стены храма ему не помеха. Теперь вы все видите? Эту черную душу может очистить лишь пламя! Сегодня наша общая вера спасла Илока. Но скольких нам не удалось спасти от этой шлюхи дьявола? Скольких еще она погубит, если мы ее не остановим?

От слов монаха девушке стало жарко и душно, но трясло ее, как на морозе. Она перестала различать отдельные лица, а чувствовала лишь заразное единодушие, передающееся в толпе через шепот, трепет ноздрей, значительные взгляды и даже просто молчание.

Она вдруг испытала что-то вроде дежавю. Подобное уже происходило, и не раз. Только не с ней, а с кем-то из бессчетного сонма ее предшественниц. Как тогда на шабаше, в голове замерцали чужие воспоминания. О таких же людях, угрюмых и уставших бояться, еще, быть может, не решивших между собой, что непременно убьют ее, но уже предвкушающих, что она так просто не уйдет, что ей придется ответить перед трудящимися – и сполна! А когда удовлетворение будет получено, то для всех и для нее же лучше будет, если она умрет.

На что решатся они по отношению к своей жертве, не сговариваясь, чтобы не обличать себя словами, а достигая согласия при помощи одних только взглядов, сластожадных и кровострастных? Таково лицемерие мужчины, который в постели хочет от женщины особой ласки, но не смеет сказать об этом прямо, равно стыдясь и вульгарных мужицких словечек, и невозмутимого лексикона физиологической науки. Сорвут ли с нее последнюю одежду? Устыдятся ли друг друга присутствующие здесь мужья или, наоборот, решат изнасиловать ее все вместе? Такое уже было, и не раз.

Тем временем пришедшему в себя Илоку помогли встать на ноги и вывели на воздух. Напоследок он окинул Софию растерянным взглядом. Кажется, в то мгновение, что могло стать для него последним, он понял, что девушка пытается помочь ему. Возможно, останься он в церкви, у него бы даже нашлись слова в ее защиту. Но, похоже, он не был ни в чем уверен. В конце концов, что-то едва не убило его. Что именно – не знал ни он, ни София.

– Эрнест Делафилд, подойди сюда, – священник окликнул одного из стоявших в полумраке и жестом призвал собрание к тишине. – Ты ведь юрист. Будь добр, помоги составить протокол по форме.

– Зачем? – возразил монах. – Мэр, ольдермены и судьи бежали из города! Я вижу в этом не только возможность, но и прямое Господне указание на то, чтоб мы вершили суд по совести, а не по букве папских декреталий! Самое время отринуть формальности! Или вы до сих пор не верите, что эта особа – ведьма?

– Положим, она ведьма. Положим, некоторые ведьмы наслали на нас чуму. Должны ли мы с необходимостью заключить, что это дитя повинно в распространении мора? – На этот раз священник говорил громко, так что Софии не приходилось специально улавливать его слова: теперь уже преподобный отец, а не монах, под предлогом дискуссии взывал ко всей пастве. – Нет, мы никак не можем этого заключить, оставаясь при этом верны канонам логики, которые заповедовал нам князь философов доктор Фома. Спросите себя: если б эта девушка всем нам желала смерти, зачем бы ей спасать дочку Шивли Мальтмакера, упокой Господи его душу? Зачем спасать Илока? Детали, дети мои. Забывая о деталях, мы оказываем услугу Сатане!

В церкви враз сделалось меньше воздуха, оттого что вся притихшая толпа пораженно вдохнула. Такого поворота никто не ожидал. Встрепенулись пламечки свечей.

А София расплакалась. Почему-то именно сейчас. Она и надеялась, что найдется кто-нибудь, исполненный здравого смысла и сочувствия, и все равно оказалась к этому не готова. Как будто переваривать ненависть людей ей было проще, чем чью-то доброту.

– Не надо лицемерно плакать перед нами, оскорбляя святые слезы, пролитые Спасителем на кресте, – процедил монах. – Мы не можем просто отпустить ее. Книга Исхода прямо говорит: «Ворожеи не оставляй в живых»!

– Я свой суд окончил, – священник развел руками, – и вины за этой девушкой не нашел. Пиши, юный Делафилд. Мы, Озвин Дункедойль, Божиею милостью настоятель прихода братьев Непорочной Девы Марии Фразелурской, рассмотрели, приняв полномочия духовного судьи, дело… Как тебя зовут, дитя?… Рассмотрели дело Софии Верны, двадцати четырех лет от роду, уроженки соседней с нами провинции Лэ. Указанная София Верна была обвинена перед нами в отступничестве от католической веры, а именно в ереси ведьм и колдовстве. Обвинение приводит два аргумента. Во-первых, указанная София Верна имела причины сказать, что является ведьмой…

– При всем уважении, отче… Пусть Делафилд напишет, что она призналась! Призналась, что является ведьмой!

– Quod scripsi, scripsi. Далее… Во-вторых, искажая свое естество, обвиняемая облачалась в мужскую одежду, а именно в рыцарские доспехи. Всесторонне рассмотрев перечисленные доводы, мы нашли, что они не изобличают колдовских способностей госпожи Верны. В защиту же девушки говорят сами ее действия, к коим относится спасение жизни двух человек. Соответственно, мы не видим оснований для допроса с пристрастием, а тем паче для смерти через сожжение на костре. Засим, поскольку колдовство является преступлением как духовным, так и светским, мы готовы передать дело мировому судье для утверждения сего вердикта.

– Так ведь, преподобный отец… Судью-то сейчас, пожалуй, трудновато будет сыскать… Тут брат Мартин верно сказал: эсквайра Гленнона последний раз видели, когда он собирал чемоданы… То же самое и про эсквайра Янферма…

Священник выслушал это с кротким вздохом.

– Тогда, вероятно, вам остается только отпустить девушку.

София быстро огляделась, вытерла рукавом слезы, опустила необутые ноги на пол и, кивнув всем на прощание, зашагала к выходу.

– Дитя мое, ты же босая!

«Лучше босая, да живая», – подумала девушка.

София рассудила, что позиции преподобного отца все же не самые надежные. Лучше убраться незамедлительно, пока кто-нибудь не оспорил ее помилование. Она с опаской шла по проходу, стараясь не встречаться глазами с настороженной толпой. По обе стороны от нее крестились, охали и перешептывались. Да, она определенно готова прогуляться босиком, лишь бы быстрее оказаться подальше от этой публики.

Вот она уже тянет за ручку тяжелой двери и вдыхает холодного воздуха, пахнущего дымом. Сердце начинает биться чаще в радостном предвкушении. Нет, еще рано ликовать. Сперва выйти к шоссе, позвонить сэру Кенту, чтоб вытащил ее. Тогда и можно будет вздохнуть с облегчением. И все-таки: жива, выбралась!

Девушка сбежала по ступеням. Да, лучше всего бежать! И быстрее будет, и, может, дольше не замерзнут ноги! Да только они уже промерзли, мгновенно. Проклятая мостовая! Нет уж, лучше, наверное, идти не так быстро. В книгах ей доводилось читать про то, как герои «сбивали ноги в кровь». Но случалось это ближе к концу многомильного паломничества куда-нибудь на край света, а тут она начала хромать, едва сделав полтора десятка шагов!