Лютовой с облегчением выдохнул:

– Ну вот, первое доброе слово за весь день!

Я шутки не принял, отмахнулся:

– Им ноги целовать надо, свинья. Они своей борьбойотсрочили победу язвы. И дали возможность вырасти и окрепнуть нам. И поумнеть,увидеть мир… каков он есть. Мусульмане для человеческого общества – вродеИоанна Крестителя для христиан. Язычник, он не просто предвосхитил приход ихХриста, а проклял и обрек на гибель нынешний западный мир Древнего Рима.

К нам придвинулся боевик среднего возраста, с удлиненнымлицом и серьезными глазами. На улице я бы принял его за серьезного научногоработника… кем он наверняка и был, здесь же без удивления услышал егоязвительный комментарий:

– Лютовой хочет и рыбку съесть, и на хвост не сесть. Онже без телевизора жить не может, какие там мусульмане!

Я не двинул бровью, ответил спокойно:

– Да, у нас наука и техника будут на первом месте.

– Наука и техника? – удивился боевик. – Тогдая «за»!

– Не сама наука, – поправился я, – а…созданное умом и волей человека… во славу человека! Я путано объясняю? Да, самвижу. Но вы зрите разницу между изобретением нового блюда с жареными муравьямив желудке бобра и новым скоростным модемом?.. А ведь и на одно, и на другоесколько ушло ума и воли! Мы должны направить человека так, чтобы не толькосоздавал… а сейчас большинство старается только потреблять, но чтоб и таоставшаяся горстка создавала не для их низменных римско-юсовских утех, а дляутех разума и души.

Боевик подвигал складками на лбу, сделал вид, что серьезнозадумался.

– Для римско-юсовских?.. А если пивка по-русски?

Я проигнорировал, продолжил:

– Ну какие радости были, скажем, у римлянина? Богатого,образованного, имеющего виллу и рабов?.. Интернета нет, компов нет, ни радио,ни телевидения, даже книг… книги есть, но мало, дико мало!.. И остается однарадость: сесть за стол и жрать, жрать, жрать!.. Повара придумывали самыеизысканные и причудливые блюда, виноделы создавали сотни изысканнейших вин…

– Эх, – сказал боевик завистливо, – быловремя…

Я посмотрел холодно, не люблю ерничества со стороны умных изнающих людей, а этот сколько бы ни рядился под выпивоху и простого парня, внем все кричит о высшем университетском образовании, о научной степени, абрякнет еще что-нибудь, я смогу сказать, в какой области специализируется исколько научных работ опубликовал.

– Если сейчас, – сказал я, – в наше время,какой-нибудь придурок тратит свое время, деньги и энергию на изысканную жратву,знает на вкус сотни вин, то… да будет этот человек оставлен в прошлом веке! Емунет места в Новой Церкви… что скоро придет! Он не ценит и не замечает зернабудущего, что уже падают на сухую почву этого пока еще дикого мира.

Боевик сделал вид, что удрученно повесил голову. Парнитихонько переговаривались, один пошел к выходу, на ходу посматривая на свод.Лютовой прикрикнул, смельчак послушно остановился, сел на лавку.

– Рано, – сказал Лютовой строго. – Дождемсяотбоя.

– Про нас не забудут?

– Не забудут, – ответил Лютовой зловещимголосом. – Ни наши… ни юсовцы.

– Больше всего колабы, – сказал Бродяганасмешливо. – Сейчас и новые поутихнут, и старые начнут юлить. Страшно имуже с юсовцами.

– Страшно, – хохотнул кто-то из полутьмы, –аж жуть!

Утро было туманное, самое время для клева, как мнеобъяснили. Бродяга все рвался в самом деле хотя бы раз закинуть удочку, чтобыпотом хвастаться таким варварским занятием, это ж почти то же самое, что рубитьдерево каменным топором!

Лютовой разрешил немного позагорать, все мы белые, какмолоко, а солнце уже как раз самое то: в городе модницы выползают на балконы иподставляют мордочки под косые солнечные лучи. Когда в полдень мы отправилисьобратно в город на старом потрепанном «газике», нас было четверо: Лютовой, Бродяга,я и веселая девушка Катэрына, что растрепала волосы, слегка размазала помаду ирасстегнула блузку так, что сиськи бесстыдно смотрели на солнце.

Патрули попались трижды, все смотрели понимающе на трехусталых мужиков с помятой девкой. Мы миновали Окружную, проехали половинуЛенинградского проспекта, здесь Катэрына посерьезнела, застегнула блузку, аволосы убрала в пучок и туго заколола шпильками.

Бродяга вздохнул:

– Лютовой, теперь ты понимаешь, из-за чего я с вамитаскаюсь?

– Еще бы, – ответил Лютовой, – я сам чуть шеюне вывернул. Другой возможности посмотреть ни у кого еще не бывало…

Катэрына посмотрела на них без улыбки, сказала негромко:

– Вот у этой остановки, пожалуйста.

Лютовой послушно свернул к бровке. Катэрына, уже неКатэрына, а Екатерина Владимировна, выскочила легко, красиво, но это былакрасота тургеневской девушки, а не всесторонней и всех обслуживающейсовременной подружки.

Дома я сразу же врубил новостной канал. Кадры с двумяискореженными автомобилями показывали долго, во всех ракурсах. Особенно охотнодемонстрировали, как корчатся в предсмертных судорогах горящие тела. Два изних, я только теперь рассмотрел, взрывом выбросило почти на тротуар, один почтивсполз и остался там в луже крови, с оторванной ногой и к тому же прошитый автоматнойочередью.

Власти заверяли, что словесные портреты преступников ужесоставлены, и хотя все они были в масках, однако современная криминалистическаянаука позволяет… Я выслушал с огромным интересом и напряженным вниманием, чтоже она позволяет, ибо та же самая наука одновременно придумывала тысячусредств, чтобы изменить запах, сбить со следа, пустить по ложному, изменитьвнешность, мимикрировать, словом, все то же бесконечное соревнование меча ищита, снаряда и брони, разведки и контрразведки.

Остаток дня у меня прошел практически перед телевизором.Снова и снова смотрел новости, следил за розыском. Высшие милицейские чиныобещали, что преступление не останется безнаказанным, по террористам будетнанесен мощный ответный удар. Возмездие будет скорым и жестоким. Враг будетнайден и строго наказан. Мирные и ни в чем не повинные жители должнычувствовать себя в безопасности… и так далее, словно крутилась стараязаезженная пластинка. Вроде бы даже прищелкивает в одном и том же месте.

К вечеру заглянул Лютовой. Теперь, когда мы плечо к плечупобывали в бою, он окончательно отбросил все церемонии, обращался только на«ты», держался как с однокашником.

Оглядевшись, сказал таинственным шепотом:

– Мы распечатали Кодекс Нового Человека! Принтер целуюпачку сожрал, гад, бумага теперь дорогая. Распространим по нашим организациям!