Он нахмурился.

– Гм, а я так бросал ложные следы, двойные петли, какополоумевший заяц. Ну, да ладно, я и так долго продержался!

Я вспомнил слова Инги, сказал негромко:

– Есть серьезное мнение, что вы, как математикэкстра-класса, должны бы оставаться от боевых акций в стороне. Ваша головаочень дорого стоит!

Он хмуро усмехнулся.

– Вы недалеки от… Знали бы, сколько юсовцы обещают замою голову! Правда, они не знают, что Лютовой и… словом, один и тот же человек.

В помещение проскользнул человек, что-то пошептал Лютовому вухо. Тот кивнул, посыльный исчез. Лютовой с силой потер лицо ладонями.

– Та-а-ак… – сказал он. – Ну, вот вам икрасивый уход, как вы и желали. Юсовский броневик идет по проспекту. Неброневик, конечно, в привычном смысле… С виду обычный «мерс», но корпус избронированной стали. Стекла пуленепробиваемые. Даже из крупнокалиберногопулемета, увы, не достать гадов… Снизу только фугасом можно, рассчитанным натанк. Но шанс у нас есть.

С нами пошел еще один, невысокий собранный парнишка, Лютовойназывал его то Дмитрием, то Бродягой, а однажды и вовсе окликнул по фамилии:

– Шевченко!.. Твое дело арьергард, понял?

– Алексей Викторович, – сказал тотуязвленно, – эти дворы я знаю лучше, чем свои пять пальцев. Мне бы вперед…

– Обойдешься, – оборвал Лютовой. – Молодбольно. Отстрелят у тебе еще что-нибудь, а тебе еще жениться, бойцов дляСопротивления рожать…

Мы вышли из подвала в закат, что почти не закат, а нечтобледно-розовое, слабое, накурившееся. На бульваре лавочки заняты, поколениепепси сидит, как старички, перемывает кости проходящим. Ломает головы, как быоттянуться еще и еще, а потом еще и словить кайф хоть на чем-нибудь. Розовоенебо опускается к земле, прижимается, выше полосы заката быстро темнеет.Внезапно мне стало не по себе, ощутил бездонность космоса, а от этого ощущениянедолго и до признания Бога именно как Бога.

Лютовой шел, как всегда, прямой, подтянутый, не забываядержать плечи развернутыми. Шевченко, который и Бродяга и Дмитрий, тащилсядалеко позади, как несчастная коза, которую ведут на базар, изображалбалдеющего парнягу, который ищет податливую телку на вечер. Автомат ухитрилсяупрятать под не по росту длинную куртку, в этом сезоне модно носить на дваразмера больше, из кармана выглядывает цветной краешек банки пепси, никто незаподозрит, что еще глубже как минимум пара мощных гранат, спасибо Инге.

Мы с Лютовым через голову крохотной Катэрыны затеяли спор отелесериале «Кто перднет громче», но вдруг он сказал тем же небрежным голосом:

– Идут. Эх, черт!

– Что-то не так? – спросил я.

– С ними машина сопровождения.

– Тоже бронированная?

– Н-нет вроде бы… Хотя, черт ее знает. Что будем делать?

Он спрашивал у меня, словно это я руковожу операцией. Ясказал резко:

– Я оставил колеса на взлетной полосе. И бензина у менятолько в один конец.

– Хорошо, – бросил он. И тут же другим голосомсказал в направлении верхней пуговицы роскошной кожаной куртки: – Денис,действуй!

Машины шли в три линии, служивый люд уже добрался домой,движение рассредоточилось, зато скорость с черепашьей в час пик поднялась довосьмидесяти. В левом ряду показался черный «мерс» с затемненными стеклами.Лютовой указал мне взглядом, я пошел по самой кромке тротуара.

«Мерс» шел на большой скорости, догнал «жигуленок» насредней полосе, загородившись им от тротуара. Только мое сердце застучалочуточку чаще, сейчас бы стрелять, этот гад уйдет, уйдет…

В правом ряду шел старенький «Москвич», начал притормаживатьу бровки, тоже закрыв собой цель. Лютовой начал цедить проклятия, рука егоскользнула под полу куртки. Все шло не так, все нарушилось, я тоже сунул руку кавтомату, пальцы легли на теплый, нагретый моим пузом приклад.

Негромко бабахнуло, зашипело. Вдогонку за «мерсом» стротуара потянулся быстро догоняющий его дымный след. Боевик, который долженбыл стрелять «мерсу» в лоб или хотя бы в бок, вынужденно пропустил и «жигуль»,и «Москвич», теперь пустил ракету вдогонку.

Я затаил дыхание, но руки мои уже выхватили автомат. РядомЛютовой дважды резко взмахнул рукой. Меленькие черные шарики вылетели какбольшие жуки из ладони. Два взрыва прогрохотали, сливаясь в один, потомгрохнуло еще раз. «Мерс» подбросило, в нем страшно заскрежетало. Полетелиискры, «мерс» развернуло, он ударился левым крылом о бетонный барьер,отделяющий от встречного движения, его подбросило, перевернуло дважды, в этотмомент сзади с силой ударился второй «мерс». Из него брызнули стекла, Лютовойшвырнул третью гранату, а я, все поняв, открыл ураганный огонь по этому второму«мерсу».

Катэрына зачем-то присела на корточки, закусила губу и состервенением поливала очередью выбитые стекла, откуда показывались то руки, тоголовы.

Вторая ракета пронеслась наискось дороги. Передний «мерс»,почти неповрежденный, только с погнутой дверцей, пытался вывернуть колеса ивыбраться на полосу. Ракета ударила его в стекло. Я услышал звон, потомраздался мощный взрыв уже в самой машине. Тугой огонь вышиб все стекла и двери,вырвался победно наружу. Вместе с огнем вывалились объятые пламенемчеловеческие фигуры. Я с наслаждением выпустил в них длинную очередь. Пулиподбрасывали тела, и это было хорошо…

Лютовой взмахнул рукой в последний раз, заорал:

– Все!.. Уходим!

Я попытался поменять рожок, но Лютовой дернул меня залокоть, потащил. Рядом прогремели три короткие очереди. Это Бродяга, ужепоменяв рожок, прикрывал наше отступление короткими злыми очередями.

Мы втроем вбежали в проходные дворы, я бежал машинально, неверил, что уйдем. Почти сразу навстречу попались двое бегущих милиционеров.Катэрына оскалила зубы, в самом деле острые, как у лисенка, рука метнулась подполу курточки, но один из милиционеров прокричал быстро:

– Ребята, мы вас не видели!

Мы промчались мимо. В одном из дворов Лютовой перешел нашаг, оглянулся пару раз, заговорил уже почти спокойно, только голос вздрагивал,как натянутая струна:

– Да, так что там за стрельба была, а?.. Никто незнает?..

У подъездов на нас смотрели старушки, балдеющие тинейджеры.Кто-то спросил тупо:

– Мужики, что там за стрельба была?

– Не знаем, – ответил Лютовой. – Мы там непроходили.

– Ага, – сказала одна женщина с трубным голосом ивластными манерами, такие обычно становились председателями месткомов и дворкомов. –Понятно. И здесь вы тоже не проходили. Верно, соседи?

Соседи загудели подтверждающе. Лютовой тихонько ругнулся,что-то в нас не то, может быть, морды недостаточно обывательские. Мы прошли ещес десяток дворов, все время слегка петляя, потом кто-то тронул меня сзади зарукав и сказал тихо: