Я решаю изучить спальни и начинаю со спальни Дианы. Постель не заправлена, в воздухе пахнет сигаретами и немытым телом. Мне приходится задержать дыхание, пока я проверяю, не хранятся ли тут случайно какие-нибудь вещи Элли.

Под кроватью – целые залежи пустых бутылок и пачек из-под сигарет. На подоконнике в ряд выстроились пепельницы, на тумбочке около кровати валяется немного мелочи и обертки из-под леденцов. У шкафа отсутствует дверь, и вместо нее висит старая простыня. Я не нахожу ничего интересного, только одежду – целые кучи одежды, грязной и чистой, лежащей вперемешку, и некоторого количества обуви, преимущественно без пары.

Между двумя спальнями втиснута ванная комната. Во второй спальне основную часть занимает двухярусная кровать. Эта комната определенно принадлежит мальчишкам. В ней полно игрушек, деталек от Лего, вырезанных из картонных коробок и раскрашенных маркерами мечей и щитов. Шкаф заполнен детской одеждой.

Если бы не письмо, адресованное Элизабет, можно было бы подумать, что она никогда и не жила в этой квартире. Но потом я нахожу гардеробную со сломанной дверью, и среди детских вещей вижу пару вещей, которые, должно быть, принадлежат Элли. Шарф, ветровка и свитер с эмблемой старшей школы.

Шаря руками в темноте, я ударяюсь локтем о край чего-то твердого. Это встроенная в стену полка, прикрытая полотенцем. Я запускаю внутрь руку, нащупываю увесистую пачку бумаги и вытаскиваю ее наружу. Я выхожу в комнату, чтобы рассмотреть свою находку.

– Так, что тут у нас? – бормочу я. Это конверты – все адресованы Элизабет Лафлин и пришли из исправительного учреждения Хаббертон, от заключенного под номером 107650.

Я присвистываю и засовываю их в свою сумочку.

Хроника их общения. Это действительно ценно.

Я уже собираюсь вернуться в гостиную, как меня оглушает громкий крик.

– Кто ты, черт подери, такая?

Рукой я тянусь в сумочку, к перцовому баллончику. Затем оглядываюсь на окно в поисках выхода, но, конечно, сбежать мне не удастся. Передо мной стоит женщина в очках. Волосы у нее растрепаны, и она явно пьяна.

– Какого черта ты делаешь у меня дома, дамочка? – нетрезво выговаривает она. В руке у нее бутылка. Я представляю, как она кидает мне ее в голову, и от ужаса у меня сам собой раскрывается рот. Я прикрываю живот сумочкой, словно щитом. – Я задала вопрос!

Она оскаливается, и морщины на ее лице становятся только глубже. Ей, наверное, за пятьдесят, но время ее не пощадило. Я поднимаю руки в воздух.

– Я не делаю ничего плохого, – бормочу я.

– Ты что, одна из этих чертовых социальных работниц? Хочешь лишить меня денег?

Я не отвечаю, она поворачивается ко мне спиной и уходит на кухню. Я вытираю с лица пот и следую за ней. Она наливает жидкость из бутылки в пластиковый стаканчик, разливая при этом половину. – Только тот факт что она не остается здесь на каждую ночь, не означает, что она здесь не живет.

– Я не социальный работник, – начинаю я и все еще держу перед собой сумочку в качестве защиты. – Вы, наверное, Диана?

– Ну естественно, я – Диана. Ты стоишь в моей гребаной квартире.

– Я из школы, подруга Элизабет.

– У нее нет друзей. Только ее парень-идиот, и все.

– Тут я с вами полностью согласна, – я натянуто улыбаюсь. – Она попросила меня прийти. Меня зовут миссис Марш, я учитель из школы.

– Да ну? – Диана смотрит на меня немигающим взглядом. – Она никого не пускает в мой дом.

В качестве доказательства я предъявляю ей ключ.

– Она дала мне свой ключ. Элизабет хочет, чтобы я забрала ее почту.

– Это твоя машина на моем парковочном месте? – раздраженно спрашивает Диана.

– Да, простите, – извиняюсь я. – Я просто на минутку зашла.

– Да на здоровье. Эвакуатор я уже вызвала.

– Черт, – бормочу я. – Серьезно?

Диана кивает, и в глазах у нее пляшет дьявольский огонек.

– Никому нельзя ставить свою машину на моем парковочном месте. И почему она сама не заберет свою чертову почту? Не то чтобы ее было так много. Никто кроме отца ей не пишет.

– Какое у вас о нем мнение?

– Мое мнение? – хмыкает она. – Полнейший неудачник.

– Его собираются скоро выпустить?

Диана тяжело опирается на стол.

– Без помощи Элизабет – ни за что. А ей он совсем голову задурил.

– Что вы имеете в виду?

– Он вечно пытается убедить ее, будто бы он невиновен.

– А вы как думаете?

– Все уже решил суд. Он там, где ему и положено. Впрочем, Элизабет ему верит, – бурчит Диана. – Он вечно льет ей в уши эту чушь, когда она к нему приезжает.

Я задаю слишком много вопросов, но эта старая крыса через пару часов забудет, что я вообще тут была.

– А часто она его навещает?

– По меньшей мере раз в месяц. Должна поехать туда завтра, – она шарит в ворохе скидочных купонов, пытаясь найти зажигалку. – Погоди, как там тебя зовут?

– Я ее учительница.

Диана скептически поднимает кустистые брови.

– И с каких это пор учителей можно вызвать на дом?

– С тех пор, как приемные родители перестали заботиться о своих детях.

С этим я разворачиваюсь на каблуках и закрываю за собой дверь. Мне очень хочется зашвырнуть ключ от этой квартиры куда подальше.

В каком-то смысле мне жаль Элизабет Рэндалл. Она всего лишь продукт своего воспитания и заложница ситуации, в которую попала. Она самая настоящая жертва. Какой ребенок не хочет верить, что его отец невиновен? Что его всего лишь ложно обвинили? Большинство заключенных ведь так всегда и делают – пытаются убедить окружающих, что они не совершали преступления?

Это не значит, что Элизабет виновата в том, что пытается ему помочь. Она не плохой человек, она просто запутавшийся подросток, переживающий кризис.

Я пишу ей, что немного опоздаю, и завожу машину. Меня разрывает между двумя желаниями – помочь ей и вышвырнуть ее вон из моего дома. И я не могу решить, что же мне делать. Я не хочу рационализировать ее намерения, но также и не хочу осуждать ее, не подумав. А еще у нас с Ноем ожидается ребенок, о котором надо будет заботиться, и это совсем не облегчает ситуацию.

Я должна понять, что она от меня хочет. Она пришла ко мне не случайно. Если Элизабет хочет доказать невиновность своего отца, то, боюсь, помочь я ей совсем ничем не могу. Но остается вопрос: я вообще могу дать Элизабет то, чего она хочет?

Я проверяю, достаточно ли хорошо спрятала в сумочке письма, которые планирую прочитать вечером. Хоть я и стараюсь оставаться спокойной, моя нога все равно непроизвольно отбивает ритм по тормозной педали.