и берегли. Зелень миллиона листьев блеснула в лучах солнца. Там, где раньше был флот кораблей вторжения, появился орбитальный город.

Узор из осенних листьев

вечнозеленых лесов

над морем.

– А вот и «Маркус Гарви», Туссен, – сказала Хуэнь.

Рубка обезлюдела, парящие в невесомости приборные кластеры не работали, никто не дежурил на боевом посту.

– С кем я говорю? – спросила мертвый командир, Мари-Клер.

Невероятно гибкие фигуры карабкались вверх по внешней стороне прозрачного пузыря. Космическое дерево – зеленая сфера с фрактальными краями – проплыло мимо, квадро тащили его, привязав швартовочные тросы.

– Меня зовут Туссен Ксавье Теслер. – Он придумал имя в один миг и понял, что таким оно останется до конца жизни. – Я временный президент корпорады «Теслер-Танос». Пожалуйста, выслушайте то, что я хочу сказать. «Теслер-Танос» вам не враг. Я вам не враг. Прошу, скажите мне, как я могу помочь вашей миссии, и я с радостью все сделаю.

– Где Эллен Шипли? Квебек?

– Все пошло не совсем так, как планировалось. – «Это мягко говоря», – прокомментировала Хуэнь по закрытому каналу. – Я не думаю, что вы сможете с ними поговорить. И все-таки можете не сомневаться, что они выполнили миссию. Теперь вся власть в корпораде – в моих руках.

– Адам Теслер?

– Мой отец мертв.

Ни слова лжи. Мертвая женщина хранила молчание дольше, чем это могла бы объяснить задержка связи между Землей и орбитой.

– Процесс строительства, свидетелем которого вы являетесь – это создание новой клады, – сказала Мари-Клер, решив ему довериться. – Это клада «Небесные врата», находящаяся на околоземной орбите. Ее цель – быть связующим звеном между планетой и обитающими в космосе Свободными мертвецами, а также вратами, через которые мертвецы Земли смогут покинуть планету и отправиться в Солнечную систему и далее во Вселенную.

Человечество больше не было привязано к коконам из плоти, причудам химикатов, шару из железа и силикатов на орбите вокруг звезды; конечная цель игры всегда была именно такой. Транслюди: Туссен представил себе их стаи, целые народы, летящие – как ангелы, как águilas – прочь от солнца, уносимые солнечным ветром все дальше и дальше.

– Пожалуйста, поверьте мне: мы хотим помочь вам, как сможем. «Теслер-Танос» – ваш союзник в этом, а не враг.

– Простите меня, сеньор Теслер, но поверить как-то сложновато.

– Возможно, знак доброй воли убедит вас в истинности моих намерений.

– Например?

Чудесная иллюзия всемогущества: целая корпорада подчиняется твоей руке в перчатке-манипуляторе. Соблазнительное ощущение мастерства: мега-гига-тера-петабайты информации перемещаются по твоему приказу.

– Установлена связь со СМИ, – прошептали голоса духов в его наушнике. – Вы подключены ко всем новостным сетям Тихоокеанского совета; панъевропейские, африканские и центральноазиатские системы ретранслируют эфир.

Когда ты поступаешь так, как надо, решение принимается легко. А что в этом смысле значит имя? Похоже, в нем весь смысл.

– Корпорада «Теслер-Танос» признает кладу «Небесные врата» и ее посольство на Земле.

Ставка на земной апокалипсис всегда казалась более надежной, чем на апокалипсис в небесах. Львы Иуды смотрели, как горит церковь Сеу Гуакондо.

Любой иконоборец, достойный своего ремесла, скажет вам, что церкви особенно уязвимы перед огнем. В них столько древесины и благовоний…

– Надо было принести маршмеллоу, – сказал Саламанка.

«Придурок», – подумала Тринидад.

Когда они выбежали из рушащегося здания, она сделала важное открытие. Ей не нравился Саламанка. Он ей сразу не понравился. Он вошел в ее жизнь, решив, что ее нужно спасать, помогать, поддерживать, строить всевозможные предположения о ней, которые, если и не были правдой тогда – а она сомневалась, что они когда-либо были правдой, – то уж точно не соответствовали истине сейчас.

– Посмотри на это, – торжествующе провозгласил он. – Посмотри! Разве не великолепно! Что ты чувствуешь, Тринидад?

Я чувствую себя так, как должен чувствовать любой здравомыслящий, разумный, думающий и чувствующий человек. Я потрясена, я в восторге от того, что свободна и жива, меня подташнивает, я шокирована, измучена, настолько измучена, что не могу поверить, что все это не было долгим и запутанным сном. Вот что чувствовала Тринидад. Раньше она бы дала какой-нибудь ритуальный, угодливый ответ типа «Я чувствую себя свободной, живой, в полной безопасности, когда ты рядом». Хватит, Тринидад.

– Тебе правда интересно? Меня тошнит, Саламанка. Я чувствую, что ты меня использовал как пешку в твоей игре в героев и злодеев, но в первую очередь меня тошнит.

Он был ублюдком. Все они такие. Глупые тщеславные эгоистичные ублюдки. Но никто не был глупее, тщеславнее и эгоистичнее Тринидад, которая так долго верила, что они ей нужны. Она собралась уйти.

– Эй, подожди минутку, Тринидад – все сгорит дотла, и я пойду с тобой, – сказал Саламанка.

– Саламанка, – сказала Тринидад тем тоном, который, как она знала, всегда привлекал внимание мужчин. – Я не хочу, чтобы ты шел со мной. Мне не нужно, чтобы ты заботился обо мне. Я пойду одна.

– Но Тринидад, улицы…

– Саламанка, мы только что встретились лицом к лицу и уничтожили Сеу Гуакондо и его Культ Зоопарка.

И, возможно, единственную надежду всего мира на бессмертие-без-смерти. Прямо здесь, прямо сейчас, она испытывала больше симпатии к Сеу Гуакондо в его бесконечном аду квантовой неопределенности, чем к Саламанке, Истребителю Драконов.

– Вряд ли я так испугаюсь, что не смогу пройти несколько кварталов по некровилю Святого Иоанна средь бела дня. Я ухожу. Ты мне не нужен. На самом деле, ты мне не нравишься. Я могу навскидку придумать пятьдесят более забавных способов провести ночь в некровиле. Так что не думай, будто обстоятельства создали между нами какие-то особые отношения. Не думай, что мы будем amigos на всю жизнь. Не будем. Не звони мне, не пытайся увидеться со мной, не спрашивай обо мне, потому что я не буду звонить, пытаться увидеться или спрашивать о тебе. И когда соберешься рассказать эту историю, вспомни, кто был героем, когда дошло до дела. Любой дурак может направить пистолет и нажать на спусковой крючок.

Мертвые с львиными лицами расступались перед ней, когда она уходила от Саламанки и его дурацкого, пустого пистолета. Церковь Сеу Гуакондо рухнула, превратившись в груду тлеющих углей.

Когда Тринидад добралась до перекрестка, каблук, который весь вечер грозил сломаться, наконец, предал ее. Она рухнула. Она увидела, как Саламанка ухмыльнулся. Не сводя с него глаз, она сняла неповрежденную туфлю, подняла перед собой и одним рывком оторвала второй каблук.

Ей громко зааплодировали.

На непривычно пустынной улице Яго остановился, чтобы вытащить свою машину из асфальта.

– Ты не обязана так поступать, – сказал он, пока текторы перестраивались.

– О, я обязана, Яго. Это не мое место. Вы не мой народ.

– Куда поедем? – спросил Яго, садясь