Я по-прежнему молчала. И Унд начал закипать.

— Неужели твой красавчик добрался первым? — прорычал он и замахнулся. Но наше общение прервал хлопок двери и холодный голос Эндины.

— Не стоит… — чеканя шаг, победительницей, она подошла ко мне. — Еще к нотариусу ее вести. После делайте что пожелаете.

И я поняла: семейке Фины не давали покоя мои деньги — зачем еще идти к нотариусу? А другой не мог уняться, что я ускользнула из его лап.

В Унде боролись похоть и жадность.

— Ты еще пожалеешь! — посипел он, склонившись ко мне.

От запаха застарелого пота меня замутило. И стошнило бы, если бы он не отпрянул. Но когда он, наконец-то, покинул комнату, ко мне подсела мать.

— Вот мы и встретились, Корфина, — пропела она, трогая пальцем кружево на моей юбке. — Надо же! — Хмыкнула. — Настоящее пейленское кружево! Семья нищенствует, а ты роскошествуешь. Надо делиться с близкими.

Я просто молчала, судорожно обдумывая, как выкрутиться. От Эндины ждать снисхождения не стоит, скорее из камня удастся каплю участия выдавить, чем из нее. Как бы то ни было — я не собираюсь умирать и делать глупости. Если надо, предложу Унду свои деньги… Он жадный, должен купиться…

Однако больше всего я отчаянно жалела, что девственность этого юного тела достанется безобразине. Эх, если бы знала, не отталкивала бы Освальда…

Тело прошиб озноб: ведь после того, что он прочитал в книге, если даже полюбит меня, как лишенная девственности, я докажу ему, что это все вымысел? Это подкосило меня.

— Видишь, ты не сама хитрая, — наклонилась ко мне Эндина и… сняла цепочку и сережки, подаренные Ильнорой.

«Бедная Фина! Теперь понимаю, что «уйти» от такой семейки тебе было за счастье…» — подумала я с горечью.

А «мать» между тем стаскивала с меня туфли, чулки, плотоядно поглядывая на платье.

— Удивлена, как ты безмозглая дура герцога подцепила? Только и ходят слухи, как из него веревки вьешь, живешь припеваючи! Хоть бы о нас вспомнила!

Я сцепила зубы.

— Неужели не скучала? А вот мы волновались, — она мстительно улыбнулась.

Всего за несколько минут я услышала столько ненависти и яда, сколько за полгода вольной жизни не видела от чужих людей. Гадкие слова Эндины не трогали, но я прощалась с мечтой об Освальде. Кому в этом патриархальном мире нужна будет обесчещенная бесприданница без особой красоты и положения. Никому.

Платье с меня она снять не решилась, помня, что перед нотариусом я должна предстать в приличном виде. Однако, увидев мое кружевное исподнее — самого отменного качества — у нее загорелись глаза. Я даже не сомневалась, что она не побрезгует. И да, Эндина наклонилась, потянула за штанины панталоничков — и тогда я пнула коленом ее по лицу. Изо всех сил.

Раздался такой бабий визг! Если бы в комнату не ворвались Унд с красномордым молодчиком, не знаю, что бы она со мной сделала.

Амбалу пришлось выталкивать ее силком, под ее оглушительные вопли и сыпавшиеся проклятия.

И вновь мы с Ундом остались наедине. Я не смотрела на него, но кожей чувствовала одолевавшую его звериную похоть. А когда он положил ладони на мои обнаженные колени и двинулся вверх, к бедрам — вздрогнула.

— Надо же, дернулась! Я думал, померла, бревном будешь… — грубые, шершавые руки двинулась дальше. Его дыхание стало тяжелым.

Пятерней он вцепилась в мои волосы, заставляя повернуться к нему. Но увидев мой взгляд, отстранился.

— Ничего, — посипел. — После нотариуса поговорим. — И больно ущипнул за щеку.

Я лежала связанная на несвежем белье, слушала тишину и беззвучно плакала, не надеясь на чудо. Время перестало течь, остановившись. И громкие крики с грохотом, внезапно огласившие дом — вначале показались мне галлюцинацией. Я слишком хотела чуда — и оно привиделось.

Однако когда в комнату ворвался Освальд и с криками:

— Фина! — бросился ко мне, подумала — как минимум сошла с ума, иначе невозможно так реалистично видеть герцога, ощущать запах его любимого одеколона! Не говоря уже о касании горячих рук!

Он схватил меня, притянул к себе и крепко, изо всех сил обнял.

— Фина! — простонал, зарывшись носом в мои растрепавшиеся волосы.

— Если это сон — пусть он продолжается, — прошептала. — Ты только так же крепко обнимай!

— Буду! — шепнул Освальд. — Не отпущу!

Когда он освободил руки, прижалась к нему, крепко обняла и тихо слушала, как четко и часто бьется его сердце, и молилась, чтобы сон не заканчивался, пока не пройдет самое страшное. Но в дверях показались еще мужчины, среди которых находился раскрасневшийся Верен, и сообщили, что все закончилось: все схвачены, связаны и отправлены в подвал.

— Так ты и в самом деле живой? — я боялась верить в чудо. Это же невероятно, как Освальд быстро разыскал меня и пришел на помощь!

— Я, конечно, готов геройствовать ради тебя, Фина, но давай фантазию обо мне одноглазом, безруком и покалеченном оставим. Или не дай, Видий, мертвым. Не против? — заглянул в мои заплаканные глаза.

— Конечно, нет! — завертела головой и только потом спохватилась, что лежу перед ним с босыми ногами. Торопливо одернула юбки, и Освальд нахмурился.

— Фина, Фина, — шепнул. — Больше ни на шаг не отпущу!

— А я и не отойду, — ответила тихо.

— Знал, что за тобой нужен строгий надзор. Еще больше, чем за Вейре, — вздохнул и нежно коснулся губами моего виска.

— Что значит «знал?» — подняла на него глаза.

— Знал, что твои пешие прогулки добром не кончатся, — ответил он и замолчал.

— И?

— Обещай, что не сбежишь? — взял меня за руку, будто и впрямь рассчитывал, что вскочу и умчусь.

— Куда я от вас с Вейре? Еще с подкреплением в виде графини? — положила голову ему на плечо. Кажется, я и без слов догадываюсь, что за мной следили, поэтому когда услышала:

— Повезло, что за тобой следили мои люди, — отреагировала спокойно, хотя еще вчера обиделась бы за недоверие.

— Спасибо! — потянулась и поцеловала Освальда в губы.

— И ты не сердишься? — удивился он.

— Ни капельки. Ведь без твоего присмотра у меня случаются неприятности.

— Тогда решено! — он поцеловал руку. — Тебе нужен муж, иначе того и гляди, найдешь новые неприятности.

— М-м-м… — удивленно смотрела на него.

— И нужен хороший. Да где же его взять? — он озадаченно потер лоб и покосился на меня, сидящую с открытым ртом и даже не моргающую. — Но если подумать… Знаю одного герцога… — Прищурился.

— И как же его зовут? — положила голову обратно Освальду на плечо, догадываясь и не веря в догадку.