— М-м-м… Думаю, ты знаешь двух герцогов. Я про старшего!

— А что, младший тоже желает жениться? — невольно улыбнулась.

— Нет, — рассмеялся Освальд. — Он желает маму. Но грозился, в случает чего, жениться лично на тебе, чтобы баронесса Корфина Мальбуер уж точно вошла в нашу семью. Корфина, ты согласна?

«Да!» — нужно было кричать «да», смеяться от счастья и крепко обнимать Освальда. Я же хлопала ресницами и растерянно смотрела в зеленые глаза.

— Корфина, я люблю тебя и хочу, что бы мы были вместе. Хочу, чтобы ты стала моей женой. Чтобы перестала штурмовать неприступные горы, чтобы… — слова давались ему тяжело. Он взволнованно подбирал их, прерывисто дыша, а я смотрела на него и не верила, что расслышала слова верно. Сердце от радости скакало, пытаясь выскочить из груди, я улыбнулась и снова разрыдалась. Уже от переизбытка радости.

Освальд сжал мою кисть, поднес к губам и начал покрывать горячими поцелуями. А я рыдала, не в силах остановиться. Я так мечтала услышать эти слова, а теперь услышала и плачу.

— Помнишь, ты сказал, что сказка про русалочку мудрая? — заговорила, всхлипывая. — Если ты не уверен…

— Уверен! — отчеканил он.

— Наш брак не примут.

— Мне безразлично чужое мнение. Не хочу отпускать тебя. Не хочу!

— Не спеши, Освальд. Подумай. Хорошо подумай. А то ведь соглашусь, — пошутила сквозь слезы.

— Я не откажусь от слов. Нам с Вейре без тебя плохо. Ты ушла — и забрала с собой наши сердца.

Я коснулась его подбородка. Он потерся о мою руку щекой, накрыл сверху своей ладонью и начал трепетно целовать.

— Пойдем. Не думал, что сделаю предложение в каком-то ветхом доме на окраине, — он виновато посмотрел, но я считала, что это самое романтичное предложение руки и сердца. И нежность Освальда красноречивее слов.

Положив голову ему на плечо, я всю дорогу просто слушала, как бьется его сердце. Четко, громко, успокаивающе. И недавний кошмар казался уже не более, чем ужасным сном.

Мое похищение не осталось незамеченным зоркими прохожими и слугами, и уже к вечеру столица гудела.

История моего похищения обрастала невероятными домыслами и подробностями, которые люди смаковали с особенным упоением. Ведь где это видано, чтобы баронесса ходила пешком, при том, что она любовница богатейшего человека!

Уже с утра следующего дня особняк Ильноры осаждали репортеры, желая узнать подробности моего похищения из первых рук. Отбиваться графине приходилось одной. Мало того, что я не хотела никого видеть, из-за пережитого чувствовала слабость, еще и на скуле красовался приличного размера синяк.

Я даже Освальду смущалась показываться в таком виде, поэтому при визитах герцога сидела к нему в пол оборота.

— Фина, я видел и гораздо худшее, — успокаивал он. — Каким-то синяком меня не испугать!

Я верила ему, но все равно стыдно. Другие невесты как невесты, одна я ворона.

— Надеюсь, он скоро пройдет, — вздохнула и осторожно потрогала припухлость. Кратье, конечно, талантлив, но не маг.

— На свадьбе ты будешь красавицей, — улыбнулся Освальд, осторожно отводя мою руку от синяка. Видно, что хочет обнять меня, но не решается, поэтому прильнула к нему сама.

Одно его появление придавало мне сил, однако меня терзал вопрос:

— Почему твои люди следили за мной? — я подозревала, что Освальд мне не доверял. Если это так — лучше обговорить проблему сейчас, чем ссориться после брака.

— Это, Фина, была вынужденная мера, — Освальд вмиг стал серьезным. — Я боялся, что на тебя нападут на улице грабители. А еще… боялся за тебя после того отравления.

— Что-нибудь узнал?

— Увы. Сбежавшую служанку нашли через несколько дней, мертвой — и на этом все оборвалось.

— А, может быть, это и была она?

— Она работала меньше, чем длились приступы, — глухо ответил Освальд.

— Мне жаль, — ласково погладила его по руке, потому что понимаю, как ему тяжело жить, зная, что где-то рядом затаился сообщник отравительницы и заказчик злодеяния.

— Я перестраховался из-за дурного предчувствия. Сердишься?

— Нет. Я получила суровые уроки и усвоила их.

Нашу беседу прервала Мигрит, сообщившая, что приехал маркиз Ньес. Якобы он волнуется и хочет убедиться, что со мной все хорошо.

— Странно, — подняла на Освальда глаза и поймала на себе ревнивый взгляд. — Наверно, тоже приехал узнать новости из первых рук. Не хочу его видеть, но кому-то следует показаться, чтобы развеять самые нелепые слухи.

— Уверена? Если испытываешь слабость, то я…

— Я справлюсь, — заверила его.

Он кивнул.

— Буду рядом, — и вышел из гостиной в соседнюю комнату.

Зная, что он за спиной, я чувствовала поддержку, поэтому решилась на встречу.

Ньес вошел в комнату быстрым, чеканным шагом. И меня это насторожило. Почему раздраженный и злой? С такой миной не выражают соболезнования!

Маркиз встал передо мной, высокомерно держа голову.

— Жаль, Корфина, что все столь драматично закончилось, — его первые слова ошеломили меня.

— Слава Видию, я жива, — перебила гостя, на что он ухмыльнулся.

— Живы-то живы, но как же честь?

Первым делом я подумала, что его огорчают слухи, но по надменному виду поняла, что речь он ведет про честь девичью. Только ему какое дело? Подобная бесцеремонность разозлила.

— Позвольте полюбопытствовать: вам до этого какое дело? — я не грубила, но и не желала изображать жертву. Однако почему-то Ньеса вышел из себя.

— Примите совет, Корфина. После произошедшего вы должны вести себя скромнее и пытаться вызывать к себе сострадание, нежели демонстрировать дерзость! — отчеканил маркиз холодно, обдавая ледяным, осуждающим взглядом, будто поймал меня с любовником в своем доме, в его же спальне! И это уже взбесило.

— Не хочу вызывать жалость, тем более что моя честь при мне! — высоко подняла голову, выдерживая взгляд «доброжелателя». — Но странно, что вместо утешительной речи вы рветесь укорять меня, основываясь лишь на своих домыслах и подозрениях!

Или мнимое вами несчастье перечеркнуло всю вашу симпатию, о которой вы так настойчиво твердили?

— Ваши беды — свидетельство девичьей глупости. А глупость супруги — серьезный довод, дабы задуматься!

— Приберегите наставления для будущей супруги, — за моей спиной появился Освальд. — Как и свои домыслы! Вам лучше уйти.

После его появления Жеом в лице изменялся.

— Какой я дурак! — желчно ухмыльнулся, с ненавистью гладя на соперника, и только