Ровена улыбнулась уголками губ: не хочет говорить. Наверняка что-то очень личное. Интересно, что же это за вопрос такой?

— А я знаю, кто ты! — она игриво подтолкнула его плечо своим.

Харо удивлённо приподнял бровь. Точнее, то, что могло бы называться бровями. В иной ситуации это выглядело бы ужасающе, но сейчас казалось даже забавным.

— Скажу, если улыбнёшься, — хитро подмигнула Ровена.

Поколебавшись, он выдавил некое подобие улыбки. Пожалуй, если бы не татуировка, её можно было бы назвать даже немного обаятельной. Ровные белые зубы, едва заметные ямочки на щеках. Если присмотреться, в нём намного больше человеческого, чем кажется на первый взгляд.

— Ну хорошо, пойдёт на этот раз. Ты… Ты… — Ровена смущённо понизила голос. Порой говорить что-то хорошее другому не так-то просто, особенно если он небезразличен. — Ты тот, кого я искала… С кем не страшно спуститься даже в бездну Тейлура.

— Ещё бы, меня же там за своего примут.

Ровена прыснула, но тут же зажала рот ладонью, чтобы не разбудить остальных ненароком. Харо несколько секунд наблюдал, как она чуть не давится от смеха, и вдруг тоже рассмеялся.

Умолкнув, Ровена восторженно смотрела на него. Ей удалось, пусть и ненадолго, вытащить наружу того, кто всё это время прятался за мрачной маской безразличия.

— Оказывается, ты ещё и смеяться умеешь! — улыбаясь, она приподнялась и чмокнула его в щёку.

— Ну всё, тебе ещё нужно поспать, — проворчал Харо, снова состроив угрюмую мину.

Нырнув ему под руку, Ровена умостилась поудобнее на его груди. На какое-то мгновение Сорок Восьмой напрягся, но потом приобнял её, прижал к себе.

Его тепло успокаивало её, мерное дыхание убаюкивало. Веки стали тяжёлыми, и Ровена, прикрыв глаза, почти сразу провалилась в безмятежно глубокий сон.

«Да́ниэл…»

Керс тряхнул головой, отгоняя назойливый голос. Её здесь быть не должно, ему просто кажется.

«Даниэл… Посмотри на меня!»

Он непроизвольно повернул голову. Неподалёку, у высокого валуна, неподвижно стояла девочка лет пяти, сурово глядя на него из-под нахмуренных бровей своими янтарными глазищами. Копна каштановых волос растрёпана, платье и руки перепачканы сажей.

«Что же ты натворил, Даниэл!»

Отвернувшись, Керс упёрся взглядом в потёртую луку седла: «Не слушай её. Она не настоящая. Всего лишь призрак прошлого, призванная мучить тебя до конца жизни.»

«Ты помнишь их? — назойливый голос проникал прямо в мозг, не позволяя сосредоточиться ни на чём другом, разгоняя все мысли. — Что же ты отворачиваешься? Полюбуйся на свою работу!»

«Нет! Не надо! Не смотри туда! Не смотри!»

«Жалкий трус! — детский заливистый смех звучал как скрежет металла по стеклу. — От себя всё равно не убежишь!»

«Даниэл, милый, неужели ты забыл меня?» — прозвучал второй голос, нежный, ласковый, но от него вдруг по коже прошёл такой холодок, что захотелось убежать как можно дальше.

«Убирайтесь! Оставьте меня в покое!» — Керс сдавил ладонями виски, сжал зубы до скрежета.

«Мальчик мой, ну же, посмотри на меня!» — прозвучало у самого уха.

Керс мог бы поклясться, что даже почувствовал её горячее дыхание на своей щеке. Нет, это всё не по-настоящему, это всё ему кажется.

«Я так любила тебя! Ты был моим маленьким лучиком солнца, моей путеводной звёздочкой. Мы с твоим отцом так долго скитались, скрывались от ищеек, лишь бы спасти тебя. Ты был моей надеждой на лучшее. Я верила, что ты станешь нашей опорой, нашим помощником, защитником. Я так гордилась тобой! Как же сильно ты разочаровал меня, мой мальчик… Взгляни, что ты наделал. За что ты как поступил с нами?! Как же сильно я ненавижу тебя за это! Таким, как ты, нет места в этом мире!»

— Прекрати! — он зажмурился, зажал уши, закричал, стараясь заглушить терзающий голос. — Умоляю, остановись! Замолчи!

— Керс! Что с тобой? Ты меня слышишь?

Лошадь внезапно встала как вкопанная. Неуверенно приоткрыв глаза, он обнаружил перед собой Севира, преградившего дорогу. Мрачный, встревоженный, командир пристально наблюдал за ним, опустив руку на кобуру.

Теперь все смотрели на него именно так — с опаской, недоверием, даже с какой-то нескрываемой ненавистью. Особенно это было заметно по принцепсу, по его надменной, осуждающей мине. Такой весь правильный, благородный, мать его!

Все они теперь видели в нём врага. Даже Триста Шестой. Быстро же он забыл, как жили в одной казарме, как спали на соседних койках, жрали за одним столом… Моралисты хреновы!

— Да пошли вы все! — Керс не сразу понял, что произнёс это вслух.

Севир молниеносно выхватил револьвер. Клык тут же повторил за командиром и прицелился. Косой, развернув гнедую кобылу, потянулся к мечу.

— Не глупи, малец, — Севир предупреждающе покачал головой.

Надо же! А ведь и впрямь боятся. Керс досадливо хмыкнул и ткнул себе пальцем в переносицу:

— Стреляй сразу между глаз, чтоб наверняка. Ну же, давай, Севир! Что медлишь?!

— Поверь, если бы я хотел тебя убить, давно бы это сделал. Понимаю, ты брата потерял, но…

— Какие к чёрту «но»! — процедил сквозь зубы принцепс и, одарив Керса ледяным взглядом, пришпорил лошадь.

Когда Керс пришёл в себя — чёрт, до сих пор башка раскалывается, тяжёлая же рука у Триста Шестого! — первой мыслью было развернуться и уйти куда глаза глядят, подальше от проклятых свободных, от лицемеров, делающих вид, что судьба осквернённых им небезразлична, от всей этой падали, провонявшей гнилью, от их интрижек и козней.

Всё, чего хотелось — отправиться к морю. Просто смотреть на бесконечную гладь, слушать тихий шелест волн, просто забыть, кто он, забыть прошлое и не думать ни о чём. Вообще ни о чём.

Единственная, из-за кого он всё ещё здесь — это Твин. Даже страшно представить, что будет, когда она узнает о смерти Слая. Как смотреть ей в глаза? Что ответить, когда спросит, почему не уберёг его?

Как бы ни сложно было признать, но та связь, что была между ней и Семидесятым, была слишком сильна, ничего подобного в жизни ещё не встречал. Они были созданы друг для друга. О таком можно только мечтать. Только вот жизнь — та ещё жестокая сука. Всегда отбирает самое ценное, а потом с гаденькой улыбочкой отходит в сторону и наблюдает, что будет дальше.

«Выкуси, дрянь! Представление окончено, крови Твин тебе точно не видать.»

Сейчас важнее всего уберечь её, не позволить наделать глупостей. Она же не переживёт всё это в одиночку…

А может, забрать её и свалить куда подальше? Всё равно Севир отвернулся от него, сторонится, осуждает. Подумаешь, свободных тряхнул слегонца! Да зачем он вообще заступился за них? Зачем вмешался? Они ведь того заслужили. Как он не видит, что нет здесь непричастных!