Гудок – и сразу ответ:

– Алло.

– Сельма? – Я понимаю, имя несусветное, однако у арабов оно звучит иначе.

– Да?

– Привет, Сельма, это Фрэнк. Фрэнк Баскомб.

Молчание. Озадаченность.

– О. Да. Конечно. Ну, как ты? – Шелест сигаретного дымка в микрофоне. Ничего нового.

– Хорошо. Я хорошо.

Хуже не бывает, но я в этом не признаюсь. И что дальше? Больше мне сказать нечего. Каких благодеяний ждем мы от других людей? Одна из моих проблем состоит в том, что решать проблемы я не умею. Полагаюсь на других, хоть мне и нравится думать, что это не так.

– Надо же. Сколько времени прошло? – Дьявольски мило с ее стороны пытаться вести разговор, сам я на это, по-видимому, не способен.

– Три года, Сельма. Много.

– Ах да. И ты все еще пишешь… Ты ведь писал что-то, казавшееся мне страшно забавным?

– О спорте.

– О спорте. Да, верно. Теперь вспомнила. – Она смеется. – Не романы.

– Нет.

– Хорошо. Тебе это так нравилось.

Я всматриваюсь в светофор на 524-м, который переключается на желтый свет, и пытаюсь представить комнату, в которой она сейчас сидит. Дом в стиле королевы Анны, белый или голубой, в Колледж-Хилл. Анджели-стрит или Браун-стрит. Приятный вид из окна: ильмы, улицы, сбегающие к старым фабричным корпусам, а за ними широкий залив, мглистая даль. Если бы только я мог оказаться там, а не на парковке Адельфии. Я был бы в сто крат счастливее. Новые перспективы. Подлинные возможности, вырастающие из земли, точно юные горы. Я бы в мгновение ока уверился, что все не так уж и плохо.

– Фрэнк? – роняет Сельма в задумчивое молчание на моей стороне линии. А я помещаю на воду залива парус, прикидываю силу ветра и волн. Заселяю другой мир.

– Что?

– Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? Голос у тебя какой-то странный. Я всегда рада слышать тебя. Но ты говоришь так, точно у тебя не все в порядке. Ты где сейчас?

– В Нью-Джерси. В телефонной будке городка под названием Адельфия. В общем, мне могло быть и получше. Но это не страшно. Просто я подумал о тебе и захотел услышать твой голос.

– Что же, это прекрасно. Может, скажешь, что у тебя там стряслось?

Знакомый звон единственного кубика льда (кое-что не меняется никогда). Интересно, на ней сейчас хорошо мне знакомый палестинский бурнус, что выводил из себя наших еврейских коллег? (Втайне они им, разумеется, любовались.)

– Что ты сейчас делаешь? – спрашиваю я, глядя на парковку «Акме». Кто-то нацарапал на стекле прямо перед моими глазами имя «Шелби». Вокруг витает запах стылой мочи. Официантка «Нулевой отметки» вдруг выпрямляется, подбоченивается и глядит на одинокую машину с отвращением, так мне кажется. Там вызревают какие-то неприятности. Не понимают эти люди, до чего у них все хорошо.

– О. Ну, сегодня читаю, – со вздохом отвечает Сельма. – Что мне еще делать?

– Что именно, скажи. Я не знаю сколько уж времени в книгу не заглядывал. А стоило бы. Последняя из прочитанных мной была не очень хороша.

– Роберта Фроста. Через неделю буду вести занятия по нему.

– Это великолепно. Мне нравится Фрост.

– Великолепно? Не уверена.

Дзынь, дзынь.

– А по мне, так великолепно. Знаешь что? Ты ведь уберешь из него все «я», так?

– Да, конечно. – Смешок. – Вот дурь-то была. Хотя он и вправду зануда. Просто гадкий мальчишка, который умеет писать. Временами, пожалуй, забавный. И хорошо, что пишет коротко. Я в последнее время Джейн Остин читала.

– И она тоже великолепна.

Из-под покрышек черной машины вдруг вырывается гневный бело-голубой дымок, хоть она и не издает ни звука. Официантка разворачивается и лениво, демонстрируя безразличие, ступает на тротуар. Машина отпрыгивает назад, замирает, а затем с визгом устремляется к ней, однако женщина даже не шевелится, только смотрит, как бампер летит на нее, резко останавливается и ныряет вниз. Официантка поднимает руку, показывает водителю средний палец, и машина, снова выплюнув беловатый дымок, мчится задом по стоянке «Акме», а затем производит разворот на сто восемьдесят градусов, хоть для телевидения снимай.

Тот, кто сидит за ее рулем, дело свое понимает. Хотя откуда мне знать, может, Адельфия населена автогонщиками.

– Ну ладно. Ты сейчас женат, Фрэнк?

– Нет. А как ты? Уже нашла промышленника?

– Не нашла. – Молчание, потом жесткий смешок. – Предложения я получаю… и довольно много, на самом-то деле. Но все от идиотов и к тому же очень бедных.

– А как насчет меня? – Мысленно я еще раз выглядываю в ее окно на полный воздуха Наррагансетт, на город и на залив. Как много парусов. Чудесно.

– Что насчет тебя? – Она усмехается снова, отпивает из бокала. – Ты разве богат?

– Ты мне все еще интересна.

– Тебе?

– Ты чертовски права, мне.

– Ну что же, это хорошо.

Она позабавлена – да почему бы и нет? При всяком столкновении Сельмы нос к носу с западным миром он ее забавлял. Но, собственно говоря, как-то обидеть его она не желала. Для нее что Фрост, что я – оба фигляры. Я даже готов допустить, что превосхожу его на малую малость. Никто же от этого беднее не станет. Разве что мне придет на дом счет за две минуты пустой болтовни.

Черная машина почему-то так и стоит посреди парковки «Акме». Это длинный «транс-ам», одно из похожих на акулу изделий «Дженерал моторз» со стабилизаторами, как у мотоцикла для шоссейных гонок. Над рулем слегка возвышается маленькая голова водителя. Внезапно из-под рельефных покрышек вновь вырывается беловатый дымок. Машина не срывается с места, но выглядит готовой к этому; водитель, сколько я понимаю, вдавил педаль тормоза в пол. Затем она буквально прыгает, оставив позади и дымок, и едва ли не багажник, и несется по парковке (уверен, водитель с превеликим трудом удерживает ее на прямой), проскакивает вплотную к одному фонарному столбу, сцепление ее колес с асфальтом возрастает, она минует второй столб и с лязгом врезается в пустую магазинную тележку, и та взлетает, переворачивается, колесики ее стреляют в стороны, пластиковые ручки разбиваются в щепу, красная табличка «Собственность “Акме”» воспаряет в белое небо, а сама тележка летит, кувыркаясь, прямиком к телефонной будке, в которой я разговариваю с проживающей в Род-Айленде, Океанском штате, Сельмой.

Покореженная тележка врезается – БЛЯМ! – в будку, сотрясая весь ее остов и выбивая нижнюю плексигласовую панель.

– Боже! – вскрикиваю я.

– Что там? – спрашивает из Провиденса Сельма. – Что случилось, Фрэнк? Что-то рухнуло?

– Нет, все в порядке.

– Мне показалось, снаряд взорвался.