Я весь осыпан пылью, а «транс-ам» стоит там, где подшиб корзинку, и двигатель его пульсирует: «га-луг, га-луг, га-луг».

– Машина какого-то мальчишки ударила в магазинную тележку, и та врезалась в мою телефонную будку. Вышибла стекло. Странно.

Стеклянная панель стоит, прислонясь к моему колену.

– Н-да. Ничего не поняла.

– Да уж, понять это трудно.

Водительская дверца «транс-ама» открывается, из нее высовывается, чтобы посмотреть на меня, молодой негр в темных очках, голова его приподнимается совсем ненамного выше окна. По-моему, он прикидывает разделяющее нас расстояние. Возможно, собирается бросить машину вперед и смять будку.

– Подожди минутку.

Я выхожу из будки, чтобы показаться ему. Машу рукой, он машет в ответ, усаживается в машину, неторопливо сдает задом ярдов на двести – без всякой на то причины, вокруг него совершенно пустая парковка, – а затем медленно разворачивается и направляет машину к выезду на улицу, который находится рядом с «Нулевой отметкой». Выезжая с парковки, он гудит, чтобы попрощаться с официанткой, и та еще раз показывает ему средний палец. Она, разумеется, белая.

– Так что все-таки случилось? – спрашивает Сельма. – Ты не пострадал?

– Нет. В меня не попали.

Я пытаюсь ногой вытолкнуть из разбитого окна угол тележки. Колени начинает обдувать ветерок. По другую сторону парковки официантка обсуждает с кем-то случившееся. Хороший получился бы сюжет для «Откровенной камеры», непонятно только, кто мог стать объектом розыгрыша.

– Прости, что позвонил тебе и вынудил слушать этот грохот.

Тележка все-таки отваливается в сторону.

– Ничего страшного, – говорит Сельма и смеется.

– Со стороны может показаться, что я веду жизнь, полную хаоса и недоразумений, – говорю я и впервые за несколько последних часов вспоминаю лицо Уолтера. Я вижу его живым, потом омертвелым и думаю, что он совершил страшную ошибку, от которой я мог бы предостеречь его, да только мысль о ней мне даже в голову не пришла.

– Вообще-то, да. По-моему, сильно на то похоже. – Судя по голосу Сельмы, я снова позабавил ее. – Но и это не страшно. Тебя такая жизнь вроде бы не пугает.

– Послушай. Что ты скажешь, если я сяду на поезд и к ночи окажусь у тебя? А могу и на машине приехать. Как тебе такая мысль?

– Никак. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Ладно. – Голова моя вдруг пустеет. – А если попозже, на неделе? Я в эти дни не так чтобы занят.

– Может быть. Да.

(Произнесено без большого энтузиазма – да и кому бы захотелось получить меня в полночные гости?)

– Хотя, вообще говоря, ехать сюда – мысль не из лучших. – Тон Сельмы подразумевает, что я мог бы легко отыскать массу вариантов поинтереснее.

– Хорошо, – говорю я и обнаруживаю, что приободриться мне все-таки удалось. – Я рад, что смог поговорить с тобой.

– Да, это было очень приятно, очень. Я тоже всегда рада услышать тебя.

Мне хотелось бы сказать: «Иди ты к черту, не такой уж богатый у тебя выбор, где ты найдешь человека лучше меня? Ты оглянись-ка вокруг. Окажи себе такую услугу». Но какой мужчина мог бы сказать подобное?

– Ну, мне, пожалуй, пора. До дома еще не близко.

– Да. Хорошо, – говорит Сельма. – Будь осторожен.

– Иди к черту, – отвечаю я.

– Ага, до свидания, – говорит она, и дом в духе королевы Анны, радужные перспективы, опрятная университетская жизнь, парусные лодки и разбегающиеся во все стороны улицы, осененные листвой, – все вдруг исчезает.

Я выхожу из полуразрушенной телефонной будки, сердце стучит, как подвесной мотор. Несколько машин медленно плывут по 524-му, по наружной кромке города, тонущего в мирской бесцельности воскресенья, которую Пасха лишь усугубляет для одиноких в этом мире людей. Непонятно почему, но чувствую я себя дураком. Мимо проскальзывает все тот же «транс-ам» с цветным юнцом за рулем, юнец окидывает меня взглядом, не обнаруживает в моем лице ничего знакомого и устремляется, проскочив на желтый свет, к загородным забегаловкам, к Пойнт-Плезанту, к пляжам, к новым белым девушкам. Приборная доска его машины, замечаю я, отделана белым мехом.

Как, собственно, я здесь оказался, вот что мне хотелось бы знать. Это потребность, привычно одолевающая меня, когда я попадаю в незнакомые места, – оглядеться как следует, попытаться понять, какие силы меня сюда занесли, и задаться вопросом, типично ли это для того, что я называю моей жизнью, или всего лишь экстраординарно, и, стало быть, тревожиться мне не о чем.

Иными словами, Quo vadis. Вопрос непростой. И ответов на него у меня сейчас нет.

– А-а-а, так вас не убило, да?

Это у меня спрашивают.

Я оборачиваюсь и вижу перед собой тощую девушку с несколько землистым лицом и припухлыми губами. На плоской груди ее майки название рок-группы, АНАЛИЗ КРОВИ, розовые джинсы старательно подчеркивают сколько-нибудь приятные пропорции у костлявых бедер. Это официантка из «Нулевой отметки», девушка, показывающая мужчинам средний палец. Подошла, чтобы получше меня разглядеть.

– По-моему, нет, – отвечаю я.

– Вы бы позвонили легавым, настучали на этого негритоса, – предлагает она злопыхательским тоном, который, по-видимому, должен изображать ненависть, но не справляется с этим. – Я видала, чего он сделал. Я с его братом живу, Флойдом Эмерсоном. Он совсем не такой.

– Может, он это не нарочно.

– Угу, – говорит она и, моргая, оглядывает разбитую телефонную будку, раздавленную тележку и снова поворачивается ко мне. – Видок у вас не шибко клевый. Кровь вон на колене. И губа разбита. Я бы точно легавым позвонила.

– Губу я еще раньше поранил, – говорю я, глядя на колено, на разорванную ткань в полоску, на пропитавшую ее кровь. – А вот как мне колено рассадило, я и не заметил.

– Вы бы тогда лучше сели, пока не свалились, – говорит девушка. – А то выглядите так, будто помереть собираетесь.

Я оглядываюсь на оранжевый тент «Нулевой отметки», терзаемый ветром, и на меня накатывает слабость. Незнакомая девушка, разбитая телефонная будка, покореженная магазинная тележка вдруг словно отлетают от меня. Далеко-далеко. Чайка кричит в высоком белом небе и чтобы удержать равновесие, я приваливаюсь к машине.

– Не верю, что это может быть правдой, – говорю я с улыбкой, не вполне понимая, что, собственно, значат мои слова. Следующие несколько минут из памяти моей выпадают.

* * *

Девушка уходила куда-то, но уже вернулась. Стоит у дверцы машины, в руке высокий пластиковый, коричневый с белым, пивной стакан. Я сижу на водительском месте, выставив ноги на асфальт, точно оглушенная жертва дорожной аварии.

Пытаюсь улыбнуться. Девушка курит сигарету, жесткая пачка их засунута в задний карман джинсов, ее очертания проступают под натянутой тканью. Густой, дизельный какой-то запах наполняет воздух.