Кем я себя возомнил?

Я не был и не являюсь великим героем. Я был всего-навсего глупым юнцом, заброшенным далеко от дома. Что «Мистраль» – я отдал бы все, чтобы проснуться в своей спальне в Обители Дьявола, под нарисованными звездами. Чтобы все это оказалось лишь ночным кошмаром. Но я был во дворце Кхарна Сагары, мифического персонажа, старого, как сама Империя. Я встречал демонов и ксенобитов, с которыми, как мне казалось, я мог справиться.

«Короли и пешки», – подумал я снова.

«Все мы пешки, мой мальчик, – прозвучали в памяти слова Гибсона. – Но запомни! Не имеет значения, кто пытается двигать тобой. У тебя всегда есть выбор, потому что душа остается твоей. Всегда».

«Ни у кого из нас нет выбора», – сказала Найя. Или Кхарн? Прятался ли Вечный в глубине ее глаз с самого начала?

Выбор.

Вот в чем вопрос.

Те, кто утверждает, что мы всего лишь плоть, вероятно, также считают, что у нас нет воли, что мы подчиняемся импульсам, которые коренятся в мозге, и нигде более. Такое мышление привело к созданию гомункулов, существ, находящих счастье в служении. По такой логике, мы все рабы, как минимум – нашей родословной. Поэтому создание существ, подобных Найе, не преступление. Но это преступление. Зло не нуждается в определениях. Его можно почуять по запаху. Осознание этого – осознание очевидной и непреложной Истины – намекало на нечто большее. В нас. Нечто скрытое.

Мне было интересно, как считает Кхарн. Тот, кто прожил столь долгую и разнообразную жизнь и перестал быть человеком в его истинном смысле. Я не сомневался, что большую часть его разума теперь контролировали машины. Они поддерживали его жизнь и упорядочивали то, что давным-давно должно было быть уничтожено по законам анатомии и химии. Для него, такого древнего и механизированного, мы, наверное, выглядели собаками. Животные мыслят не так, как мы, если вообще мыслят. Скорее, они живут в своей среде и реагируют на происходящие в ней изменения.

Они не создают.

Не выбирают.

Мне стало ясно, что сделал Кхарн. Создал закрытую среду. Внедрил в нее побудителя. Я был лабораторной крысой, а моя спальня – лабиринтом. Но все пошло не по плану Кхарна…

Несмотря на опасность моего положения, я не потерял свободы выбора. Иначе почему я прибыл сюда? На Воргоссос можно попасть лишь по собственной воле. Почему я все еще здесь? Потому что таков был мой выбор. Мне оставалось только ждать. Мои друзья должны были скоро вернуться.

* * *

Дверь открылась, и на пороге появился Юмэ, везя тележку с едой. Я отчасти ожидал, что это снова окажется Найя или одна из девушек, что обслуживали лордов и леди в приемной. Андроид ловко расставил на столе поднос, графин и бокал, не произнеся ни слова. Я наблюдал за его работой, сидя на подушке в углу. Юмэ убрал остатки завтрака вместе с вырванной страницей из дневника, на которой Найя заставила меня рисовать ее портрет.

Молчание затянулось. Подняв голову, я увидел, что голем неподвижно смотрит на меня.

Когда наши взгляды встретились, голова Юмэ наклонилась набок.

– Вы на полу.

– Точно подмечено, – ответил я, почесывая пальцем руку под терминалом.

После вчерашнего инцидента я не расставался с мечом. Он лежал у подушки, прямо под рукой. Однако я понятия не имел, как быстро способен двигаться механический дворецкий.

Шестеренки под стеклом на бедрах и плечах Юмэ зашевелились, нарушив тишину щелчками часовых механизмов.

– Господин приносит извинения за вчерашний вечер и выражает надежду, что не оскорбил вас, – произнес он чистым патрицианским тоном.

– Оскорбил? – повторил я, приподнимаясь с подушки, и вспомнил про Танарана, Валку, Хлыста и остальных; сейчас они, наверное, спускались в лифте. – Нет, – сказал я наконец, не в силах сдержать сарказм. – Не оскорбил.

Юмэ прихлопнул руками:

– Господин очень обеспокоился, когда вы не покинули ваших покоев.

– И прислал тебя? – спросил я. – Как будто он не знает, где я. – Я описал рукой круг, намекая на расположенные повсюду камеры. – Король с десятью тысячами глаз, и все такое.

– Если вы намекаете, что за вами следят, то уверяю, что в дипломатическом номере систем слежения нет.

Признаюсь, в этот момент я хохотнул:

– Думаете, я поверю?

– В этом нет необходимости.

– Вот как? – Я поднялся на ноги. – Звучит неубедительно, уж простите.

– Я не способен лгать, – ответил голем.

– В это я тоже должен поверить?

– В этом нет…

– …Необходимости, я понял.

Я покрутил в руке меч, вспомнив, как Кхарн сделал то же самое во время нашей первой встречи. Вес был удобным, винно-темная кожаная обмотка рукояти – приятной на ощупь, посеребренная оковка почти не потемнела от времени и использования.

– Господин считает неразумным предоставлять мне ложные сведения. Это приводит к ошибкам.

Вот то, о чем все лжецы должны помнить, и то, о чем все мы постоянно забываем.

Юмэ на этом не закончил:

– Как бы то ни было, поощрение неправды противоречит законам, которым подчиняется то, что вы можете назвать моей личностью.

Я уставился на голема:

– То есть ты не способен мыслить самостоятельно?

– Я – то, чем сделал меня господин, хозяин. Высокотехнологичный виртуальный интеллект и личный помощник. В истинной когнитивной деятельности нет необходимости. В соответствии с моими обязанностями мне было поручено узнать, есть ли у вашей светлости какие-либо пожелания.

За спиной маячил диван, и я всячески старался не смотреть туда, прекрасно зная, что было на уме у Кхарна Сагары, когда речь шла о «пожеланиях».

– Где мои друзья? Возвращаются? – спросил я вместо этого.

– Они по-прежнему на борту вашего корабля. Мы ожидаем, что скоро они покинут его, хотя существует девятипроцентная вероятность, что они улетят без вас.

– Девятипроцентная? – повторил я недоверчиво. – Согласно каким данным?

– Тем, что нам доступны.

– Гм…

Если это было так, если Кхарн действительно не следил за мной в номере, то предоставление такой личной свободы гостям лишь подчеркивало его могущество. Я прекрасно знал, что единственный глаз Юмэ, как и глаза Найи, был одним из десяти тысяч глаз Кхарна. Я не сомневался, что Вечный прямо сейчас таится в голове своего слуги. Наблюдает. Слушает.

Чем скорее прибудет Танаран, тем лучше.

Спустя два приема пищи и почти целый день я так и не услышал от Юмэ ни слова о местонахождении моих товарищей. Голем заходил ко мне дважды, но лишь повторял сказанное прежде.