для протокола. Вы только что мне сказали, что мое имя в списке тех, кого нужно убить?

– Я вам дам всю информацию, которую смогу. Вы получали какие-нибудь угрозы?

– Нет. Конечно, есть такие люди, которые ругаются на весь интернет, если им не нравятся твои репортажи. Но такого рода угроз не было. Когда это случилось?

– Убийства? В течение последних тринадцати лет.

– Тринадцати? Вы серьезно? Вы служили в полиции – я это проверила перед встречей. Значит, за это время убиты четыре женщины…

– Из этого самого списка. И мне еще нужно некоторых проверить.

– Я предполагаю, что Лина Риццо тоже есть в списке. И что это она ваш клиент.

– Она есть в списке. Вы когда-нибудь были знакомы или имели контакт с женой Джонатана Беннетта или его детьми?

– Нет, с чего бы? У меня с ним была интрижка, миз Мак-Ни, в течение нескольких недель. Если подумать – а я сейчас подумала, – то надо было о нем сообщить. И Лине Риццо тоже это стоило сделать.

– Почему ж вы этого не сделали?

– Испугалась. В тот момент я его увидела – увидела по-настоящему. А все это было за сто лет до того, как появилось движение «me too». Как вы думаете, кому пришлось бы жарко, если бы вообще была реакция? Пожизненному профессору – и другим преподавателям, которые не могли не знать его похождений, – или сопливой студентке, которая с ним спала? Причем спала добровольно.

– Понятно. Я знаю, что это напрягает. И чувствую обязательство не только перед своим клиентом, но и перед всеми, с кем мне удается связаться из этого списка, чтобы они могли принять меры предосторожности.

– Он уже очень давно мертв. Откуда же вдруг этот список? Не морочьте мне голову, – сказала она резко. – Какие мне принимать предосторожности, если я не знаю, с чем имею дело?

– Список составила его жена. Она знала.

– Значит, – заметила Трейси, – не так уж она была безразлична, как он полагал. И вы думаете, что его жена после всех этих лет стала убивать женщин, с которыми он спал?

– Его жена умерла – передоз снотворного. Примерно тринадцать лет назад.

– Ага. – На этот раз женщина отставила чашку. – Она снова вышла замуж? У нее остались родственники – брат, сестра?

– Нет.

– Очевидно, кто-то, связанный с его женой, если учесть время событий. У них были дети? Сколько им было? Если я и знала, то не могу вспомнить.

– Они были уже в сознательном возрасте, миз Поттер. Я понимаю, что у вас при вашей профессии есть серьезные ресурсы, но тем не менее я хочу вас предостеречь. Я намереваюсь как можно скорее побеседовать с дочерью и с сыном профессора Беннетта. Потом я собираюсь передать собранный материал в ФБР и в соответствующий департамент полиции.

– Ваше имя в списке есть?

– Нет.

– Тогда для вас это работа, а для меня нечто большее.

– Если вы войдете в контакт с этими лицами – сыном и дочерью – или насторожите их по поводу моей линии расследования, они могут сорваться на действие. И вам будет только хуже. Я надеюсь увидеться по крайней мере с дочерью в ближайшие дни. Я сделаю все, чтобы защитить моего клиента, а тем самым и вас и всех вообще женщин из этого списка.

– Не сомневаюсь. У вас великолепная репутация. Большое спасибо, что предупредили меня, и я обязательно приму меры предосторожнсти. А сейчас мне нужно переодеваться и ехать в студию.

Ничего не поделаешь, думала Рейчел, садясь в машину, чтобы ехать домой. Она начнет вынюхивать – такова ее натура.

Оставалось только надеяться, что она, вынюхивая, никаких звоночков не зацепит.

Для отца-одиночки лето открывает дверь в иной мир и требует резкого пересмотра распорядка дня. Больше не приходится детей поднимать, одевать, кормить и провожать на автобус, а потом возвращаться в тишину сосредоточенной работы на приличное количество часов.

Не надо ставить внутренний будильник к их возвращению, чтобы успеть все свернуть и приготовиться к обеду, разговорам, приготовлению домашних заданий.

Долгие летние дни давали надежду, что дети будут играть вместе без кровопролития – такие случаи бывали. Или можно будет их отвозить играть в дома друзей. Что означает, по неписаному родительскому закону, что Райлан должен будет и у себя такое устраивать.

Это значит, надо обеспечить детям нормальный обед и присмотреть, чтобы они большую часть дня не тупили в тот или иной экран.

Конечно, Джен будет рада их принять у себя на несколько часов, если у нее выдастся свободное утро или день. Раз в неделю она обязательно брала их с собой на работу на пару часов. Показать им упряжь, говорила она.

Раз в неделю их забирала Майя.

Иногда у него двор был полон детей, и это было прекрасно, поскольку в другое время его дети заполняли чужие дворы.

А иногда он отрывался на часок, играя с ними в баскетбол, – корзину он повесил пониже, на детский рост.

Надеясь, что не совершает непоправимой ошибки, он поставил на заднем дворе палатку для Брэдли и двух его лучших друзей.

Три почти девятилетних мальчишки, подумал он, в палатке на заднем дворе. Что там может случиться?

Много что.

Но, как когда-то его мать для него, он поставил палатку, запасся закусками, напитками, фонариками.

Мария, презрительно воротившая нос от самой идеи спать в палатке, предвкушала поездку на шопинг и лихорадочно к ней готовилась.

Тут-то что может пойти не так?

Об этом ему даже думать не хотелось.

– Фин принесет на время свой телескоп, чтобы на луну смотреть и вообще.

Высунув от усердия язык, Брэдли пытался забить колышек, и Райлан снова усомнился в своем решении из сентиментальных соображений поставить свою старую палатку, а не купить новую, которая просто раскрывается.

– Вот была бы у нас костровая яма, мы бы могли хот-доги жарить и маршмеллоу.

– У нас ее нет, и огонь вы разводить не будете.

– У папы Олли есть полевая печка…

– Тоже нет. Может, когда двузначные числа пойдут – когда вам будет десять. Хотите хот-догов, я их в доме приготовлю.

– Это не то. Будем есть пиццу, как и планировали.

– Хорошо.

– А хот-доги будут, когда в субботу вечером пойдем на матч?

Нахлынуло воспоминание. Теплый летний вечер, бейсбол, сидишь так близко к игрокам малой лиги, будто сам на поле стоишь.

– Сколько захочешь.

– И начос. И картошка.

– Мне от твоих слов есть захотелось. Я думаю, все ясно, малыш. Давай матрасы положим.

– Ковбои спали на голой земле.

– Хочешь спать на земле?

– Нет. Я же не ковбой. –