Сентор Жул взглянул в лицо демона и покачал головой.

— Хорошо же. Тебе не одолеть меня.

Жул рассмеялся, заклокотав скопившейся в горле кровью:

— Мы задержим тебя, чудовище. Твоя сила не так уж велика. Твое войско развеивается. У тебя мало времени здесь.

— Ты все равно умрешь! — выкрикнул Ка’Бандха с внезапной яростью.

— Пусть так. — Жул поднял меч. — Сангвиний изгнал тебя. Мне это не под силу. Я пришел, чтобы оставить тебе свои последний завет, демон, — сказал он, с трудом выталкивая слова. — Нас называют чудовищами, и заслуженно, но да будет известно тебе и твоему хозяину — мне дает силы ярость Сангвиния, а не ублюдка Кхорна.

Сентор Жул в последний раз проревел боевой клич и бросился на Проклятие Ангела.

Перед глазами Сета плыли красно-черные спирали дурноты. Он крепче прижимал к груди Реликварий Амита. Если выпустить его, он нападет на своих людей. Прищурившись, он смотрел, как они проходят через ту же внутреннюю борьбу. С планеты внизу накатывали волны обжигающей, раскаленной ненависти. «Громовой ястреб» дернулся, моторы взвизгнули от усилия. Не только гравитация противостояла ему. Дух машины тоже охватили импульсы гнева.

— Кровью его я создан. Кровью его я создан. Кровью его я создан, — бормотал Сет снова и снова.

Апполлус подхватил молитву. Остальные присоединились к нему, выплевывая слова сквозь сжатые зубы, выстанывая между мольбами о крови. Расчленителей осталось немного. Пять «Громовых ястребов». Так мало.

Десантный катер вырвался из гравитационного колодца Баала-Прим. Секунду все казалось в порядке, они ощутили невесомость, тяжесть ускорения уменьшилась. Будь это нормальная эвакуация, они ступили бы на борт «Виктуса» через несколько минут.

Иллюзия нормальности исчезла, как только «Громовой ястреб» встретил шторм. Большинство возмущений в варпе влияло только на имматерпум, но эта буря оказалась столь сильна, что вторглась в реальность, вздымая пространство космоса титаническими волнами. Корабль швыряло по поверхности измученной Вселенной. Внутри него Расчленители чувствовали, как их души едва не вырывает из тел. Вспышки прошлого вторгались в разум Сета. Он зрел своего примарха. Видел Великого Врага. Ему являлись и куда худшие видения: равнины костей и реки крови, порожденные адом воины, сражающиеся отчаянно и вечно ради развлечения яростного бога.

Раздался скрежет металла. Корабль сгибался и растягивался, будто тесто. Ужасная боль пронзила Сета насквозь, словно каждую клетку в его теле терзали с особой жестокостью. Дисплей шлема пошел рябью. Хронометр несся с невероятной скоростью. Дьявольские лица скалились через электронные помехи. Злобные голоса шипели в ушах. Космодесантники кричали, настигнутые обоюдоострым клинком из боли и жажды крови. На самом краю сознания Сет различал вой сбоящих моторов, тревожные сирены и боевые кличи безумных. И все же, что бы ни случилось, реликварий оставался в его руках островом безмятежности в море ярости, и Сет черпал из него силы, и от него спокойствие передавалось его людям.

Казалось, это длится вечно, как всегда бывает с невыносимым страданием. Когда же муки проходят, кажется, будто их никогда и не было. Человеческий разум не в силах помнить боль — лишь страх ее.

Но космодесантник не ведает страха.

Кошмарное движение прекратилось. Катер закувыркался, выйдя из-под контроля, переворачиваясь снова и снова. Люмены в пассажирском трюме погасли. Темнота окружила его.

Дыхание Сета громом отдавалось в ушах.

Мигнули, включаясь, аварийные люмен-лампы. Дисплей шлема Сета затрещал и снова ожил, обретая цвета. Основное освещение заработало секунду спустя, а за ним последовал стук запинающихся моторов. Еще мгновение, и они заработали без перебоев.

«Громовой ястреб» выровнялся.

Сет оглядел ужасную сцену. Несколько из его людей поддались ярости и убили друг друга. Трое из них все еще сопротивлялись удерживающим их братьям. Сферические капли крови плыли в микрогравитации пассажирского трюма. При виде их Сет помимо воли крепче схватился за реликварий.

— Мой господин, я… мы… — заговорил по воксу пилот. Он казался растерянным.

— Доложи статус врага! — приказал Сет. — Дай мне пикт-канал, я сам не вижу. Моя броня не желает устанавливать соединение.

— В том-то и дело, мой господин. Они… они исчезли. Все враги исчезли.

— Что?

— Я не могу поверить в это, — продолжал пилот. — Не могу поверить. — Редко когда полный гнева Расчленитель мог говорить в таком замешательстве.

— А шторм?

— Тоже исчез.

Вмешался второй пилот:

— Это не все, мой господин.

— Что? — переспросил Сет, чувствуя, как холодное изумление завладевает его сердцами.

— Вы не поверите.

Сет отключил магнитные крепления и поднялся.

— Тогда я иду смотреть сам.

Он поднялся по лестнице в кабину, все еще не выпуская реликварий. Через стекло он видел, что шторм исчез с неба, забрав с собой тиранидский рои. Баал все еще окутывали сверхъестественные энергии, но звезды снова сияли на черном бархате космоса.

К Баалу, пылая двигателями, приближался самый огромный Имперский Флот, какой Габриэль Сет когда-либо видел.

— Мой господин, — сказал пилот-технодесантник, — нас вызывают на связь.

Командор Данте стоял в часовне Исхода, в последний раз отдавая должное Сангвинию.

Шесть дней с тех пор, как открылся Цикатрикс Маледиктум, Ангельское Воинство убивало тиранидов. Сперва казалось, что разум улья исчез, и лишившиеся организации твари стали легкой добычей для гнева космодесантников. Серия тщательно спланированных вылазок отбросила их прочь от ворот цитадели, выиграв для потомков Сангвиния бесценное время и позволив им перегруппироваться. Кровавые Ангелы по-прежнему удерживали цитадель. Остальной Аркс находился во власти врага.

Теперь передышка окончилась. Разум улья вновь зашевелился.

Ордамаил осторожно положил руку на плечо измятой брони Данте. В ней не осталось ни одной нетронутой пластины. Ее блеск угас, золото стерлось до голого керамита — в немногих местах, где его еще было видно под струпьями запечатывающей пены и запекшейся тиранидской кровью.

— Ордамаил, — позвал Данте. — Они готовы?

— Они ждут твоего приказа, мой господин, — ответил Ордамаил. — Приготовления окончены. Амарейская Стража готова открыть врата башни. Я обязан напомнить, что, раз отдав этот приказ, отменить его ты не сможешь. Проклятые кровью не остановятся, пока не упадут замертво. Освободив, их нельзя сдержать.

— Я сделаю это, — произнес Данте.

— Тогда время настало, мой господин.

Данте медленно поднялся на ноги, склонив голову перед скромной статуей Сангвиния в реликварной нише часовни. Она была выполнена из белого алебастра, привезенного на Баал столетия назад. Алые лучи, льющиеся из окон часовни, как из артерии, окрашивали Сангвиния глубоким зловещим красным. Тонкие оттенки розового на небе Баала сменились кровавым сумраком, не поднимающимся никогда. Солнце исчезло. Луны исчезли. Небо полнилось кровью, а сердце Данте — яростью.