– Да, – сказал он, – я вернусь на баррикаду и крикну: «Долой полицейских! Смерть шпикам!»

– Будь осторожен, несчастный!

– А зачем же мне еще оставаться на баррикаде, если я не буду ни драться, ни кричать?

– А вот зачем. Ты шепнешь Кирпичу, Туссену, и папаше Фрикасе, и даже шуту Фафиу, что я им приказываю не только сохранять спокойствие, но и предупредить остальных, что все вы попали в ловушку и если не разойдетесь, в вас через полчаса начнут стрелять.

– Возможно ли, господин Сальватор?! – вскричал возмущенный плотник. – Стрелять в безоружных!

– Это лишний раз доказывает, что вы здесь не для того, чтобы совершать революцию, раз у вас нет оружия.

– Верно! – согласился Жан Бычье Сердце.

– В таком случае иди и предупреди их! – вставая, повторил Сальватор.

Они уже были на пороге кабачка, когда появился отряд жандармерии.

– Жандармы!.. Долой жандармов! – во всю мочь заревел Жан Бычье Сердце.

– Да замолчи ты! – приказал Сальватор, сдавив ему запястье. – Скорее на баррикады: пусть все немедленно расходятся!

Жан Бычье Сердце упрашивать себя не заставил: он врезался в толпу и стал пробираться к баррикаде, где его друзья кричали изо всех сил:

– Да здравствует свобода! Долой жандармов!

Жандармы так же невозмутимо, как выслушивали оскорбления и встречали град камней, двинулись на баррикаду.

Постепенно бунтовщики стали отступать, и оказалось, что плотнику некого уговаривать.

Но у баррикад есть нечто общее с хвостом змеи: она восстанавливается, как только ее отсекают.

Опрокинув первую баррикаду, жандармы двинулись дальше по улице Сен-Дени и развалили другую баррикаду, а в это время друзья Жана Бычье Сердце восстановили первую.

Нетрудно себе представить, с каким воодушевлением встретила толпа все происходившее.

Эти сцены, все значение которых читатели, без сомнения, уже поняли, у толпы в то время вызывали только смех.

Но вот в начале и в конце улицы Сен-Дени, то есть со стороны бульваров и площади Шатле, показались два отряда жандармов; они имели столь грозный вид, что при виде их крики и смех постепенно стихли: стало понятно, что они не позволят над собой посмеяться, как их товарищи.

Наступило минутное замешательство, все ждали, что же будет дальше.

Наконец какой-то человек, посмелее других, а скорее всего – переодетый полицейский, громко крикнул: – Долой жандармов!

Этот крик прозвучал среди всеобщего молчания, подобно удару грома.

Подобно же удару грома, он возвестил о начале бури.

Толпа словно только и ждала этого крика: она подхватила его и, переходя от слов к делу, бросилась навстречу жандармам и заставила их постепенно, шаг за шагом, отступать от рынка Невинноубиенных к Шатле, от Шатле – к мосту Менял, а с моста – к префектуре полиции.

Но пока бунтовщики теснили жандармов, явившихся с площади Шатле, еще больший отряд пеших и конных жандармов, вышедших со стороны бульваров, молча растянулсь вдоль всей улицы, опрокидывая по мере продвижения все препятствия, встречавшиеся на его пути, не обращая внимания на свист и камни; дойдя до рынка Невинноубиенных, отряд остановился и занял позиции.

Однако за спиной у жандармов, напротив пассажа ГранСерф, восставшие снова взялись за баррикаду, только более широкую и надежную, чем возводившиеся до тех пор.

Ко всеобщему удивлению, никого не взволновали эти действия, издали за строительством баррикады безучастно наблюдали жандармы, будто обратившиеся в камень.

Неожиданно со стороны набережной выехал еще один отряд, не оставлявший сомнений в серезности намерений. Он состоял из королевских гвардейцев и линейных пехотинцев. Командовал ими верховой в полковничьих погонах.

Что должно было произойти? Об этом нетрудно догадаться, глядя на полковника, приказывавшего раздать своим людям патроны и зарядить ружья.

Даже самые непонятливые поверили в то, что готовится нечто, мягко выражаясь, двусмысленное под предводительством этого полковника, прятавшего лицо под надвинутой по самые глаза шляпой: он грозно приказал подчиненным построиться в три колонны, пустил вперед комиссара полиции и приказал двигаться на баррикады, поднявшиеся на улице Сен-Дени, в пассаже Гран-Серф и у церкви св. Лея.

Свистом, проклятиями, камнями была встречена колонна, двинувшаяся на баррикаду со стороны пассажа Гран-Серф.

Колонна двигалась, сомкнув ряды, решительно, непреклонно, и Сальватор оглянулся в надежде увидеть знакомых и посоветовать им спасаться.

Но вместо дружеских лиц он заметил на углу улицы насмешливую физиономию человека, который завернулся в плащ и наблюдал за происходившими событиями. Сальватор вздрогнул, узнав г-на Жакаля, любовавшегося творением своих рук.

Их взгляды встретились.

– Ага! Это вы, господин Сальватор! – обрадовался полицейский.

– Как видите, сударь! – холодно отозвался тот.

Однако г-н Жакаль словно и не заметил его холодности.

– Клянусь, я счастлив вас встретить и еще раз доказать, что подал вам вчера дружеский совет.

– Я и сам начинаю в этом убеждаться, – заметил Сальватор.

– Очень скоро вы получите абсолютную уверенность, а пока взгляните вон на тех людей.

– Королевских гвардейцев и пехотинцев? Вижу.

– А кто ими командует?

– Полковник.

– Я хочу сказать, вы знаете этого полковника?

– Эге! – удивился Сальватор. – Я не верю своим глазам.

– Кто же это, по-вашему?

– Полковник Рант?

– Он самый.

– Вернулся на военную службу?

– На один вечер.

– Ах да, его же так и не избрали депутатом!..

– А он хочет стать пэром!

– Значит, он выполняет особое задание?

– Вот именно, особое!

– И что он намерен делать?

– То есть что он сделает?

– Именно это я хочу знать.

– Когда он приблизится к баррикаде, он просто, спокойно, не дрогнув, произнесет одно-единственное слово из пяти букв:

«Огонь!» – и триста ружей послушно ответят на его приказ.

– Я должен это увидеть собственными глазами, – проговорил Сальватор. – Надеюсь, хоть это поможет мне его возненавидеть.

– А до сих пор вы его?..

– …только презирал!

– Следите за ним. И не дай Бог ему сейчас попасть под руку!

Сальватор последовал совету г-на Жакаля. Он увидел, как граф Рапт подъехал к баррикаде и равнодушным, ровным голосом, не дав себе даже труда подумать о положенном предупреждении, произнес страшное: