– это такое новшество, которое мне следует приветствовать. Интересно, стал ли он менее невозмутим, после того как ему напомнили о хрупкости нашего бытия?

– Что стряслось? Вы переезжаете? – я вхожу внутрь и следую за Джеммой на кухню.

Она отрицательно взмахивает рукой:

– Нет, нет. Джо привез вещи из квартиры Доминика. Нужно еще распаковать их.

– С удовольствием помогу, – искренне предлагаю я. Кто-то скажет, что это отстойно, но это будет не так тяжело, как если бы Джемме и Брэду пришлось делать это самим.

– Да ну что ты, – как только мы заходим на кухню, она ставит чайник. – Надо же чем-то заняться. Да и… знаешь, приятно вернуться в прошлое и вспомнить.

На ее глазах выступают слезы, но она не дает им пролиться. Я протягиваю руку через кухонный уголок, к которому она прислонилась, и беру ее за руку.

– Прекрасно вас понимаю, – отвечаю я ей.

– Джо рассказывал, что ты выручила его в Сан-Франциско. Он так обрадовался, что снова может писать. Очень мило с твоей стороны, – она быстро вытирает глаза.

Брэд заходит к нам на кухню и молча раскладывает чайные пакетики по кружкам.

– Ах, да, он меня и саму спас, – говорю я. – В буквальном смысле.

Кажется, что Джемма вот-вот скажет что-то еще, но затем она замотала головой, как бы избавляясь от неприятной мысли.

– Я тут испекла печенье с лимонным кремом, – она отталкивается от кухонного уголка, открывает пластиковый контейнер и раскладывает печенье на декоративной тарелке. – Тебе в чай одну ложечку сахара, верно?

Киваю в ответ, усаживаясь за стол. Джемма и Брэд подходят ко мне с чаем и печеньем, на их лицах нервные улыбки. Беру печенье и начинаю его жевать, удивляясь, что от него чуть ли не сводит скулы. С тех пор, как умер Дом, я перестала чувствовать что-либо на вкус.

– Мы хотели бы еще раз извиниться, – говорит Джемма, – за весь этот кошмар с Сарой. Не представляю даже, в каком неловком положении вы обе оказались в тот день. Могу лишь представить, насколько это усложнило и без того непростую ситуацию.

– Все в порядке, – произношу я со всей своей серьезностью. На этой неделе я почувствовала, как боль проходит не через меня, а, наоборот, мимо. Это как если бы меня подтолкнул незнакомец, пробегая мимо и торопясь на свой поезд. Именно не сбил с ног и не наступил на меня, а просто толкнул впопыхах.

– Ничего не в порядке, – говорит Брэд, вертя печенье на своей тарелке, но не съедая его. – Но мы ничего не можем с этим поделать, к сожалению.

– Сейчас это уже не имеет значения, правда, – отвечаю ему я. Затем, вспомнив, зачем я сюда пришла, я бросаюсь снимать обручальное кольцо с пальца. Я скользнула им по столу в их сторону.

– Вот. Хочу, чтобы вы оставили его себе.

– Ничего подобного, Линн. Дом ведь подарил его тебе, – заявляет Джемма. Ее глаза заблестели, стоило взгляду упасть на кольцо. Еще одна вещь, которую после себя оставил ее сын.

– Зовите меня лучше Эвер, – поправляю я ее. Приятно вернуть себе свое настоящее имя, свою личность. – И пусть я всегда буду дорожить тем днем, когда Дом попросил меня выйти за него замуж, мне нужно жить дальше. И по правде говоря, я думаю, оно нужнее вам, чем мне. Пускай оно станет для вас словно лиричной песней о потере любимого сына. Он хотел сделать вас счастливой.

Джемма потупила взгляд, а затем расплакалась. Я подмечаю, что это уже не те мрачные, безутешные рыдания, которые вырывались из ее души все те месяцы назад. Она плачет от счастья и благодарности. Она улыбается и похлопывает меня по плечу, прежде чем смахнуть слезы.

– Спасибо тебе большое, моя милая. Я очень ценю это.

– Вам стоит его примерить.

Джемма колеблется лишь мгновение, прежде чем решиться его надеть. Кольцо идеально сидит на ее костлявом среднем пальце. Она любуется им, покручивает рукой туда-сюда, наблюдая, как бриллиант ловит последние лучи вечернего солнца, проникающие через большущие окна веранды.

– Оно прекрасно, – восхищается она.

– На вашем пальце оно смотрится как нельзя лучше.

Она поднимает глаза на меня.

– У тебя точно все хорошо?

Кивнув ей в ответ, я осознаю, что это так. Все еще далеко от идеала, но зато я больше не страдаю от несчастья.

Джемма в смятении потирает щеку. Я вижу, что ее что-то гложет, но она не знает, как заговорить об этом. Она бросает взгляд на Брэда. Он дергает подбородком в ее сторону, едва заметно, как бы говоря, чтобы она сама начала говорить. Что, черт возьми, происходит?

– Ли… Эвер, – поправляет она себя, немного покраснев. – У меня есть к тебе одна необычная просьба.

– Необычные просьбы – это моя компетенция. Я слушаю.

– Не могла бы ты на минутку подняться со мной на чердак? Хочу тебе кое-что показать.

Я следую за ней к лестнице, которая ведет на второй этаж, и наблюдаю за тем, как Джемма открывает люк на чердак. Она приставляет складную лестницу, и мы обе забираемся внутрь. Я впервые оказываюсь у них на чердаке. Здесь на удивление просторно и как ни странно много дерева. Пахнет пылью и нафталином. Чердак до краев забит ящиками и коробками. Все они подписаны. Я впитываю всю эту атмосферу. Правая сторона чердака битком заставлена вещами, на каждой коробке написано имя Доминик, а левая принадлежит Сефу.

Как ни странно, но даже вещи братьев выглядят так, будто они ведут борьбу. А вот теперь и я здесь, снова стою в центре, прямо между ними.

– У ваших сыновей, конечно, куча всего, – я пытаюсь разрядить обстановку шуткой. И моя шутка оказывается неудачной. Джемма бросает на меня неуверенный взгляд. С какой бы целью она ни привела меня сюда, это вызывает у нее беспокойство.

Я тяжело сглатываю.

– Джемма? Зачем вы привели меня сюда?

Она склонила голову в сторону кучи коробок Сефа. Я следую за ней. Она хватает коробку из-под обуви, стоящую на крышке большой картонной коробки, и держит ее подальше от себя, как будто она сейчас укусит ее.

– В последнее время я частенько навожу порядок в доме. Особенно на чердаке. Причина, по которой я привела тебя сюда, была не одна. Мне нужно было как-то абстрагироваться от Доминика, а еще меня вдохновило то, как Сеф здесь отыскал мое платье с первого свидания. И мне захотелось взглянуть, какие еще сокровища, способные вызвать у меня воспоминания о Доминике, я смогу тут найти.

Я жду, пока она продолжит свой рассказ. Не совсем представляю, что она