Влетев в исторические книги, Елена быстро исчезла снова. В ноябре 284 года штабной офицер скромного происхождения по имени Диоклетиан продолжил традицию императоров «из ниоткуда», захватив власть в империи и остановив вращающуюся дверь, которая в течение предыдущих пятидесяти лет пропустила через себя и вышвырнула добрую дюжину императоров. 1 марта 293 года, чтобы обеспечить более эффективную охрану и администрирование все более уязвимых границ империи, Диоклетиан создал Тетрархию — радикально новую систему управления, где власть была разделена внутри коллегии из четырех императоров. Двое старших разделили титул Августов, а два младших императора, или цезаря, имели более низкий статус. Диоклетиан, сохранивший в своих руках мощную исполнительную власть, и его коллега Максимиан приняли на себя главные роли; своими заместителями они назначили доказавшего свой военный талант человека по имени Галерий и соблазнителя Елены Констанция, позднее получившего прозвище Хлор, означающее «Бледный».[808]

Четыре тетрарха редко находились в одном месте в одно и то же время. Хотя ни один не был ограничен одним регионом, каждый тяготел к определенным городам и областям больше, чем другие. Диоклетиан и Галерий проводили большую часть времени на востоке, а Максимиан и Констанций управляли западными провинциями. Тем не менее связи всех четверых были укреплены усыновлениями и браками. Галерий, которого усыновил сам Диоклетиан, стал мужем дочери последнего, Валерии. Констанций тем временем отставил в сторону Елену ради дочери Максимиана Феодоры. Даты их свадеб неясны; таким образом, мы не можем быть уверены — то ли Диоклетиан и Максимиан просто решили выдвинуть людей, которые уже были их зятьями, то ли эти свадьбы стали средством сцементировать места Галерия и Констанция в Тетрархии.[809] В любом случае Констанций должен был знать с самого начала, что Елена, служанка из Вифинии, не может быть женой политика. Ни о ней, ни о ее местонахождении больше не было слышно в течение следующих пятнадцати лет.

С появлением Тетрархии не одна или даже не две, но целых четыре женщины разделили обязанности императриц. Нам очень мало известно о Валерии и Феодоре, как и о женах Диоклетиана — Присце и Максимиана — Европе, несмотря на их роль в увязывании тетрархов в единую семью. На этой стадии нет указаний, что Диоклетиан намеревался сделать кого-либо из родных сыновей тетрархов частью будущей системы наследования; таким образом, их супруги не объявлялись гарантами династического наследования. Ясно, что их опыт в качестве жен главных фигур империи сильно отличался от опыта Ливии или даже более близкой им императрицы Юлии Домны.

Рим более не являлся суетным и шумным центром империи, он все меньше и меньше видел императора и его семью, так как военное давление на границах требовало от императоров IV века внимания повсюду. Рим оставался местом размещения Сената и сохранил символическую печать императорской родовой столицы — но на практике город был теперь отодвинут в сторону, как политический штаб империи. Старая резиденция на Палатине, традиционный дом римских принцепсов и их семей со дней Августа и Ливии, теперь оставался фактически пустым: с его окрашенными киноварью и шафраном холлами, которые когда-то отражали звуки смеха Юлии и видели кровавые убийства Калигулы и Геты; превращенный в пыльную гостиницу для редких случайных посещений владыками империи.[810] Дворцы в новых столицах тетрархов, Трире, Милане, Аквилее, Сердике, Сирмии, Фессалониках, Антиохии и Никомедии, теперь приобретали первичное значение.

Это было не единственным уходом от традиций дней Августа и Ливии. Усилия, которые прилагали первый император и его семья, чтобы выстроить стиль жизни «нормальной» семьи своим образом жизни и одеянием, теперь нигде уже не встречались. Вместо этого главный тетрарх Диоклетиан использовал возможность увеличить уважение к имперской власти путем демонстрации ярких атрибутов, гораздо чаще ассоциирующихся с восточным двором. Они включали использование на административных должностях евнухов, которые по физиологическим причинам не могли быть опасными для положения императора, но контролировали доступ к нему и служили советниками. Было также введено правило, по которому допущенные в строго охраняемый внутренний кабинет императора простирались перед ним ниц, целуя кромку его плаща, как если бы он стоял выше простых смертных.[811]

Художественная традиция идеализированных семейных портретов императора, стоящего рядом с женой и детьми, также постепенно исчезла, уступив место изображению тетрархов в ярком, украшенном драгоценностями одиночестве.[812] Портреты Валерии, Феодоры и других супруг властителей все еще появлялись на монетах и на портретах, их волосы были убраны по моде дня, прическа представляла нечто вроде халы[813], украшенной бриллиантами, собранными на сетку для волос и с головой кобры, удерживаемой ювелирными булавками.[814] Но на месте групповых портретов имперской семьи в мраморе и камне, которые доминировали на городских площадях и улицах между первым и третьим веками, появились уверенные, бородатые, с короткой стрижкой тетрархи в военной или церемониальной одежде. Схожесть их черт помогала представлять их как нечто единое. Самый известный сохранившийся образец — это группа из порфира, изображающая Диоклетиана, Максимиана, Галерия и Констанция, обнимающих друг друга. Сейчас ее можно увидеть в юго-западном углу базилики ди Сан-Марко в Венеции. Для императорских жен места тут нет. Управление государством — недвусмысленно мужская работа.

Хотя тетрархи проводили большую часть времени в дороге, сопровождаемые огромными кортежами с тысячами советников, секретарей и охранников, каждый из них оказался связан с определенными городами более, чем с другими. Дворцовый комплекс Диоклетиана на семи акрах в Никомедии, город внутри города, имел дом отдельно для жены и отдельно для дочери.[815] Для Констанция и его жены Феодоры столицей стал хорошо стратегически расположенный город Трир на реке Мозель в Галлии, процветающий и знаменитый своими винами.

Расхождения в политике восточных и западных тетрархов стали уже различимы. В феврале 303 года Диоклетиан, энергичный сторонник традиционной римской религии, начал гонения на христианское население империи. Хотя его эдикт требовал сжигать священные книги, подвергать пыткам и казнить тех, кто наиболее упрямо отказывался подчиниться властям, Констанций не выказывал намерения разрушать церкви. Большая часть враждебности римских властей по отношению к христианству происходила из того факта, что оно, как монотеистическая религия, отказывалось поклоняться обожествленным императорам.