Однако именно поклонение единому богу, которое вызывало такие подозрения, позднее будет использовано Константином для мощного политического воздействия. В течение двадцати лет это преследуемое культовое меньшинство, чьи приверженцы в то время составляли не более десятой части населения империи, будет сильно возвеличено, став ее официальной религией.

Местонахождение Елены в этот период неизвестно.[816] Ее сын получал образование при дворе Диоклетиана в Никомедии — в основном под присмотром Приски, хотя ни один сохранившийся источник не хвалит ее за это, как и не превозносит военные кампании Галерия на Востоке. Это задавало традицию, когда восточные принцы воспитывались на Палатине в роли гостей, под присмотром имперских леди, подобных Антонии. Не в последнюю очередь это обеспечивало в ответ лояльности их семей.

Сопровождала ли Елена Константина в Никомедию — неизвестно, но нет явных свидетельств каких-либо контактов между ними. В любом случае воссоединение было недалеко. 1 мая 305 года старший и физически нездоровый Диоклетиан уговорил своего сопротивляющегося соправителя Августа Максимиана сложить полномочия вместе с ним, и Констанций с Галерием вдвоем оказались на вершине власти. Заменой Диоклетиану и Максимиану в качестве Цезарей стали Север, еще один военный, и племянник Галерия Максимин Деа.

Хотя три сына Констанция от Феодоры были еще слишком малы, чтобы править, Константин, которому было уже больше тридцати лет, мог стать очевидным претендентом на одно из младших мест. По слухам, неосуществление этого отражало лоббирование Галерием договоренности отодвинуть в сторону линию Констанция. Сведение о том, что будущий соперник Константина тетрарх Максенций обозвал его «сыном шлюхи», говорит, что сомнительная законность рождения тоже могла использоваться в качестве аргумента.[817]

Но затем, в 306 году, симметрия в Тетрархии полностью разрушилась, когда Констанций умер в Эбораке (Йорк) в Британии, а Константин, который явился, чтобы быть рядом с ним, 25 июля был объявлен армиями отца его наследником. Несмотря на ярость других тетрархов от этого несанкционированного изменения договоренностей, им пришлось принять в свою имперскую корпорацию нового члена — хотя они позволили ему получить только младший ранг Цезаря и при этом возвысили Севера до Августа. Константин должным образом принял бразды правления в столице отца, в Трире. В этом городе родились некоторые из наиболее ярких легенд о Елене, поэтому принято считать, что теперь, в возрасте тридцати с лишним лет, Константин пригласил мать к своему двору. Существуют многочисленные аргументы в пользу того, что именно Трир стал домом Елены — как археологические, так и основанные на упоминаниях в литературе. В девятом веке, например, Альтман из Хотвиллерса написал «Жизнеописание Елены», где заявил, что она родилась в Трире в богатой и знатной семье и что она пожертвовала свой дворец епископу Трира, чтобы его использовали как городской собор. Эта история часто повторяется и в других источниках.[818]

При восстановлении Трирского собора в 1945–1946 годах после бомбардировок были расчищены небольшие фрагменты фресок расписанного потолка, находящегося на три метра ниже современного пола церкви — в остатках римского дома, построенного в начале IV века. Потребовалось почти сорок лет, чтобы восстановить все эти хрупкие гипсовые фрагменты и тщательно собрать их воедино. Но когда мозаика была завершена, обнаружилось, что она состоит из пятнадцати изображений в квадратных портретных рамах, выложенных в шахматном порядке, каждая рама содержала одну фигуру. Четыре портрета принадлежали женщинам в богатых одеждах с множеством украшений, в различных позах — одна с лирой, другая вынимает нитку жемчуга из шкатулки, еще одна держит зеркало, а последняя держит серебряный кантарос — сосуд для питья. Каждая окружена гало, предшественником христианских нимбов.[819]

Богатство использованных материалов, большое количество пурпурной краски — самой дорогой и престижной в те времена — давало основания считать, что комната была частью императорского дворца Константина в Трире. Более спорной является версия, что четыре изображенные на потолке женщины принадлежат семье Константина, и одна из них — Елена, хотя эксперты не могут прийти к соглашению, которая именно. Версия, что это богато отделанное здание когда-то образовывало часть большого дворцового комплекса, гораздо более убедительна. Стиль изображения женщин на этих фресках относится к поздней империи; крупные кричащие драгоценности демонстрируют, что в дни Елены богатые украшения все еще оставались важной частью выразительных средств женщин из римской элиты — хотя эта традиция будет поставлена под сомнение после взлета к власти сына Елены.[820]

Одной из опознанных женщин с фрески трирского потолка является Фауста — дочь одного из основателей тетрархии Максимиана и сестра вдовы Констанция Феодоры. В 307 году, еще подростком, Фауста вышла замуж за сына Елены Константина — как и в других подобных случаях, для этого Константину пришлось изгнать свою предыдущую пассию, Минервину, от которой он имел сына Криспа.

Женитьба Константина на Фаусте цементировала давний альянс между ним и экс-тетрархом Максимианом, который был недоволен отречением, навязанным ему в 305 году, и недавно снова явился из отставки. К свадьбе был подготовлен панегирик в 307 строфах, восхвалявший и жениха, и его нового тестя. Его анонимный автор стремился всячески подчеркнуть, что помолвка была давним делом — хоть это и было явной неправдой; поэт заявлял, что она была предсказана портретом, висящим в императорском дворце в Аквилее, который изображал Фаусту ребенком, «обожаемым за ее небесную красоту», предлагающим брачный подарок в виде шлема с плюмажем юному пастушку.[821]

Свадьба Фаусты и Константина стала двойным праздником, отмечавшим также переход Константина в ранг Августа. Вдобавок она совпала с возникновением трещины в Тетрархии из-за политических напряжений. В Риме амбициозный сын Максимиана, Максенций, решил не дать своему новому зятю Константину выхватить у него успех, он подкупил имперскую гвардию, чтобы она объявила его императором 28 октября 306 года. Максенций укрепился в старой столице, снова сделав Палатин постоянным местом проживания, и отказался от попыток сменить его.