пожелтевшие свитки папируса, и они разбирали цепочки старинных иероглифов, превращая забытые письмена в захватывающие истории о жизни правителей, которых мало кто помнит, о путешествиях в далекие страны за диковинными животными и редкими деревьями.

Наконец наступало долгожданное время, когда утомленных детей отводили спать. Амени и Меритре оставались одни. Болтали о всякой чепухе и о серьезных делах, строили планы, что-то вспоминали, над чем-то смеялись. Так сидели долго, пока Страж Ночи громко не объявлял полночь. Девушка иногда позволяла поцеловать себя в нежные алые губы на прощание, но не более. Амени находился на вершине счастья и замечал, что Меритре так же очень нравятся эти теплые беззаботные вечера, когда им никто не мешает, ничто не угрожает, да и они никому не нужны, кроме друг друга.

Однажды утром Амени увидел, как двое жрецов нагружают высокую повозку, запряженную понурым длинноухим осликом. В кузов клали свитки священных книг в помощь путешествия по загробному миру, баночки с разноцветной каменной пылью для приготовления красок и корзинки со всевозможными волшебными амулетами.

– Куда вы собираетесь? – поинтересовался Амени.

– Отправляемся к Хекупта, в Дом Смерти, – ответил один из жрецов. – Отвезем изделия наших братьев, а обратно вернемся с полбой и чечевицей. Прихватим немного меда и чистых свитков папируса.

– А мне можно пойти с вами? – попросился Амени.

– Можно, – согласились жрецы, но предупредили, что Дом Смерти представляет собой не совсем приятное зрелище для неподготовленного человека.

Амени было все равно, лишь бы побыстрее прошел нудный день и наступил долгожданный вечер.

Всю дорогу жрецы распевали гимны сильными голосами. Иногда гимны звучали современные и прославляли Йота, а в большинстве – старинные, и слова некоторые в них забытые, давно потерявшие смысл. Когда ослик упрямился или прерывал пение громким настойчивым: «И-а!». Его тут же охаживали палкой по бокам, но не сильно, так, для острастки.

Целый город склепов в виде продолговатых ступенчатых пирамидок предстал перед путниками. Некоторые пестрели свежей краской и гирляндами цветов, иные заброшенные, неухоженные, почти занесенные песком. Среди города мертвых возвышался высокий храм строгой прямоугольной формы с квадратными колоннами. Судя по архитектуре, храм простоял здесь не меньше тысячи лет назад. Кругом рассыпались низкие строения, явно предназначенные для живых людей. В нос ударила смесь своеобразных запахов: едкой щелочи, всевозможных благовоний, кедрового масла и особого запаха – Амени уже хорошо его знал – сладковатый запах смерти. Хоть светило солнце, но холодок пробегал по спине, при взгляде на серое мрачное здание.

– Мы пришли, – произнес один из жрецов. – Здесь готовят тела людей к вечности, а души к долгому нелегкому путешествию. Юный господин может остаться на этом месте и не ходить с нами дальше.

– Нет, я пойду, – решил Амени.

– Как будет угодно.

На сером пилоне из песчаника Амени различил иероглифы, пострадавшие от времени, но все же читаемые.

– Нет ничего ложного более чем смерть, – прочитал он. – Смерть – это не конец, а начало настоящей жизни, – и далее, – Смерть – величайшая из всех истин.

– Это – так, – разом выдохнули жрецы

К ним подошел писец в одежде жреца, но не в белой, а в серой. Старший писец храма кхерхеб держал в руках дощечку со слоем свежей глиной и палочку для письма.

– Узрите мое сердце, братья, – поклонился писец.

– Пусть мудрость не покидает тебя, – дружно ответили писцы. Было заметно по их приветливому тону, что они старые знакомые.

– Привезли все под заказ, – довольно произнес писец, подсчитывая добро и нанося на глину палочкой цифры. Он вынул из небольшого мешочка медные кольца. – Передайте книги и амулеты в храм. Потом идите к амбарам… Как обычно: большие кольца – мешки ячменя или полбы, маленькие – чечевица, на средние возьмите меда или сладкого сока тростника. Пусть будет добр к вам Ра, – поклонился писец и направился по своим делам.

– Ра? – удивился Амени, – Почему не Йот? – но жрецы сделали вид, что не заметили его удивления.

Когда его спутники передавали товар на руку сау – смотрителям, Амени заинтересовался множеством низеньких серых домиков с плоскими крышами.

– Похожи на мастерские.

– Это и есть дома ремесленников, – ответил старший сау, – заканчивая разгрузку. – Ты первый раз попал в Дом Смерти? Хочешь посмотреть, чем занимаются слуги Осириса? Пока твои братья будут получать зерно, я могу показать тебе.

– Я не буду отвлекать слуг Осириса от занятий?

– Нисколько, – заверил его старший сау, – когда мастера за работой, то ничего не слышат и не видят. Но прежде чем пойти туда, нужно произнести особую молитву кекх. Иначе прилипнет какая-нибудь зараза: чей-нибудь грех. Здесь вокруг вся земля пропитана человеческими грехами. Пристанет один такой – потом будешь болеть. Повторяй за мной:

Слава тебе, Осирис,

Владыка вечности, царь богов!

Многоименный,

Дивный образами.

Тайный обрядами в храмах,

Чье имя пребывает в устах людей,

Издревле сущий для всего Египта.

Пища и яства пред Девяткой богов,

Дух блаженный среди духов.

Излил ему Нун воды свои,

Дует к югу для него ветер северный,

Рождает небо ветер для носа его,

Для успокоения сердца его.

Растут растения по воле его,

И родит ему поле пищу.

Покорно ему небо и звезды его,

И открыты ему врата великие.

Владыка восхвалений в небе южном,

И прославлений в небе северном.

Незаходящие звезды пред лицом его,

И жилище его – неподвижные

В преисподней сущие целуют землю,

И жители некрополя склоняются.

Предки ликуют, когда видят его,

И находящиеся там – в страхе перед ним.

Обе Земли вместе восхваляют его,

При приближении его величества.

Знатный, дивный, первый среди знатных,

С вечным саном и укрепленной властью.

Могучий, прекрасный для Девятки богов,

Сладостноликий, любят смотреть на него,

Исполнивший страхом своим все земли,

Да называют они имя его.

Пред всем, что приносят они ему.

Владыка поминаний на небе и земле.

Многохвалимый на празднике Уаг,

Творит ему хвалы весь Египет.

Всестарейший из братьев его,

Древнейший из Девятки богов.

Укрепляющий истину на берегах обоих,

Утверждающий сына на месте отца.

Слава тебе, Осирис!

Амени повторил слова молитвы вслед за жрецом, и ему как-то спокойно стало на душе, прошел страх и брезгливость. Они направились к мастерским. Под камышовым навесом стояло множество кувшинов и чанов. В первом доме они увидели каменный стол, на котором двое жрецов работали над телом.

– Что они делают? – спросил Амени.

– Готовят к бальзамированию тело Сах.

– Как же они это делают?

– У одного, видишь, тонкий крюк. Он через нос удаляет часть мозга.

Затем нальет в голову едкий раствор, который растворит остатки мозга. Потом все выкачает.

– А второй ему помогает?

– Нет. У того своя работа. Он кремневым ножом вспарывает живот и очищает тело от внутренностей. Этому искусству учатся очень долго. Надо выверять каждое движение, чтобы не испортить тело. Работник вытаскивает все из живота, оставляя на месте только сердце. Сердце – вместилище души Эб. К нему даже нельзя прикасаться.

Подошли еще двое работников, неся высокие сосуды из алебастрового камня.

– Пришли бальзамировщики внутренностей, – объяснял дальше провожатый. – Они принесли канопы. Крышки сосудов в виде голов детей Гора: Имеет – хранитель канопа с печенью;