Поликарпа, Игнатия, Иринея, Климента, а также Тертуллиана и Оригена, — все это абсолютно указывает на недоумение или заблуждение относительно того, что было истинно в отдельных случаях, а что нет, и как разрешались сомнительные вопросы, или каковы были границы Откровения. Соборы и Римские Папы — попечители и орудия догматического принципа, они сами не являются этим принципом; они предполагают принцип, они требуют выполнения действий по зову этого принципа, и принцип мог действовать даже до того, как он занял свое законное место и начал осуществлять законную власть в движениях тела Христианства.

5

Пример Совести, который ранее уже послужил нам для иллюстрации, возможно, поможет нам и здесь. Каково значение Совести в истории индивидуальной души, таково значение догматического принципа в истории Христианства. Как в том случае, так и в другом, есть постепенное образование направляющей силы из принципа. Естественный голос Совести гораздо более необходим для свидетельства и предписания правил долга в целом, чем для успешного определении долга в частном случае. Он действует как посланник свыше и говорит, что является правдой и неправдой, и что за правдой должно следовать; но есть многообразно и поэтому неправильно обученные в отдельных случаях различные люди. Они ошибочно принимают заблуждение за истину; и все же, мы верим голосу совести и в целом, и даже в тех случаях, когда человек плохо инструктирован, если он будет прилежно повиноваться голосу совести, грех его постепенно будет очищен, человек будет улучшен и усовершенствован; таким образом, души, начиная свой путь в разных местах, будут, поистине, со временем приведены в одну точку, к одной и той же истине. Я не хочу этим сказать, что в богословии первых веков существовала столь большая невнятность, как только что описанная, но ясно, что ранняя Церковь и Отцы имели гораздо больше практики, чем теории: это был век Мучеников, век действия, а не мнения. Богословы сменили Мучеников, так как свет и мир совести следуют за повиновением ей; и все же, даже перед тем, как Церковь вошла в полную силу своего вероучения, она была укоренена в своих принципах.

6

Господину Гизо, однако, следует признать, что даже принципы поначалу не были так хорошо поняты и так тщательно отлажены, как впоследствии. В ранний период мы видим следы конфликта, также как и разнообразия, в богословских элементах, которые появлялись в ходе объединения, но которые требовали корректировки и управления перед тем, как они могли бы использоваться с точностью, как одно целое. Во множестве примеров второстепенного характера утверждения ранних Отцов являются лишь символами тех сложных открытий, которые ум Церкви делал в сокровищнице Истины; это были реальные открытия, но неполные или беспорядочные. Более того, даже доктрины еретического содержания являются указаниями и предвидениями для разума Церкви. Так как первый шаг в урегулировании вопроса доктрины — поднять и обсудить его, так и ереси в каждом веке могут быть рассмотрены как мерило существующего статуса мысли в Церкви и движения ее богословия; они определяют путь, который пролагается потоком мысли, и скорость, с которой он потечет.

7

Таким образом, Святой Климент может быть назван представителем эклектического элемента, а Тертуллиан — догматического, причем ни один из этих элементов еще не был полностью понят католиками; и Климент, возможно, зашел слишком далеко в своем приспособлении к философии, а Тертуллиан с преувеличением утверждал неизменность вероучения. Два антагонистических принципа, догматики и ассимиляции, обнаруживаются единственно Тертуллианом, хотя и с некоторым дефицитом слияния и с большей склонностью к догматизму. Хотя монтанисты утверждали, что они обходят тему вероучения стороной, главным образом, в монтанистских работах Тертуллиана встречаются сильные утверждения относительно неизменности вероучения; и преувеличение по проблеме находится не только в согласии со строгим и страстным характером этого Отца, но и с общей строгостью и резкостью его секты. С другой стороны, в самом основании Монтанизма лежит развитие, хотя и не доктрины, но дисциплины и поведения. Говорят, что его основатель провозгласил себя обещанным Утешителем, через которого Церковь должна была быть усовершенствована; он дал пророчество, как голос нового откровения, и назвал вселенских христиан psychici или плотскими. Тертуллиан четко определяет даже процесс развития в одной из своих монтанистских работ. После упоминания о нововведении в обычаях, в которых по-новому выявилась истина подразумеваемая, он продолжает: «Потому Господь послал Утешителя, что человеческая немощь не могла охватить все вещи сразу, и обуздание плоти могло бы постепенно направлять, регулировать и приводить человека к совершенству посредством наместника Господа Святого Духа. „Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить“[277], — Он говорил. Что есть особая благодать от Утешителя, как не то, что обуздание плоти направляет человека, Священное Писание ему открывается, разум его исправляется, усовершенствование действует? Ничто не может произойти без наступления своего срока, и все вещи ждут своего времени. Таким образом, Экклезиаст сообщает, что „для всякой вещи есть свое время и устав“[278]. Посмотрите, как само творение постепенно продвигается к плоду. Сначала есть семя, и из него вырастает стебель, а из стебля раскрывается куст, а затем его ветви и листва становятся сильными, и далее появляется все, что мы подразумеваем под деревом; затем происходит набухание бутона, и бутон расцветает, а цветок превращается в плод, некоторое время зачаточный и бесформенный, на следующей ступени своей жизни он поспевает в ароматной спелости. Также и праведность (ибо один и тот же Бог у добродетели и творения) находится сначала в зачатке, трепещет перед Богом, далее, посредством Закона и Пророков, она продвигается в младенчество, далее, через Евангелие, она сияет в своей юности, и теперь, через Утешителя, она формируется в своей зрелости» [4].

8

Не только в одном принципе или доктрине, но во всей своей системе Монтанизм является замечательным предвидением или предзнаменованием тех событий, которые вскоре начали проявляться в Церкви, хотя они и не были доведены до совершенства в течение последующих столетий. Его непреклонное следование первоначальному вероучению, однако же, с допущением развития, как минимум, в ритуале, имеет обоснованную ссылку на Тертуллиана. В равной степени вселенским по своему основанию, фактически или по предвидению, было большинство других особенностей Монтанизма: его суровые посты, его видения, его похвала безбрачию и Мученичеству, его презрение к временным вещам, его покаянная епитимья и его утверждение центра единства. Догматические определения и церковные обычаи Средних веков — истинное воплощение их своевольных и преждевременных попыток ускорения роста Церкви. Благосклонность, оказанная ему в то время Римским Папой Виктором, — свидетельство внешнего сходства Монтанизма с ортодоксальностью; и знаменитые Мученицы и Святые в Африке в начале третьего