– А уж как я хочу узнать эти причины… – сказала я и улыбнулась, но он проигнорировал мое дружелюбие. Вадик и Катя тоже подошли, но капеллан поспешил сказать:

– Вы присоединитесь к донне позже. Прошу вас, донна.

Я вышла, дверь за мной захлопнулась, друзья остались позади.

Мы поднялись по каменной лестнице, вышли в мрачный коридор, еще одна лестница – и, наконец, тепло и солнечный свет приняли меня обратно в объятья. Вместе с тем удушливый запах падали усилился, защекотал ноздри, невольно приходилось прищемлять нос пальцами, словно так запах меньше чувствовался.

Вслед за капелланом я вошла в большую залу, где сидел папский легат – очень худой изнеможденный человек, напоминавший мне Дон Кихота. Вокруг него было полно священников и духовных лиц – в лиловых и красных мантиях, все словно на парад идти готовились, трудно было поверить, что весь этот карнавал собрался здесь ради меня. Архиепископ де Бове стоял близко и, казалось, был рад видеть донну. Я не могла сказать то же самое про себя, поэтому ограничилась суровым взглядом в его сторону.

– Вот, Ваше Высокопреосвященство, еще одна заблудшая овца нашего стада, – произнес архиепископ, показывая легату на меня. Я аж задохнулась от неожиданности. Ну надо же назвать меня овцой! Я не успела ничего ответить, как архиепископ продолжил:

– Донна Анна Висконти – весьма известная дама, проявляя чудеса храбрости и благородства, она спасала не раз лагерь, раненых рыцарей и даже пленников от неминуемой гибели.

– Вы сказали, чудеса? – спросил легат, нахмурившись. Все это: дифирамбы, которые мне пел архиепископ, недовольное лицо легата, торжественное молчание окружающих меня людей – казалось наигранным и фальшивым спектаклем, где актеры играют, как могут, только для одного зрителя.

– Увы, вынужден признать, что деяния донны вызывают не только восхищение, но и недоумение. Каким образом женщина, всегда тихая и домашняя, как утверждает ее супруг, могла измениться так резко и при столь странных обстоятельствах? Вот документы, в которых супруг донны описывает характер своей жены до того, как она прибыла на Кипр. Я читаю их, и донна кажется совершенно другой.

– Что вы можете сказать по этому поводу, донна Анна? – медленно спросил меня легат.

Я поняла, что надо очень хорошо подумать, прежде чем что-либо говорить.

– Ваше Высокопреосвященство, – громко и четко произнесла я. – Что бы вы сказали о человеке, который в двадцать лет вел бы себя как десятилетний ребенок?

– Отвечайте на вопрос, донна! – потребовал архиепископ. Легат проигнорировал мой вопрос, я продолжила:

– Вы бы наверняка решили, что этот человек – душевнобольной, потому что он не развивается и не растет. Меняться – это главное свойство человеческой натуры. Благодаря этой способности человек привыкает к новым обстоятельствам в жизни, подстраивается под них. Если бы бароны в походе заставляли слуг таскать за ними их обеденные дубовые столы, за которыми они привыкли есть у себя в замках, то со стороны это смотрелось бы смешно. И люди привыкают есть в походных условиях, и мы их за это не осуждаем. В чем же вы хотите обвинить меня? В том, что я изменилась после того, как на меня и сестру в лесу напали разбойники? После того, как я спрыгнула со скалы в воду, и после того, как моя сестра пыталась отравить меня, чтобы жить с моим мужем? Кто мог остаться прежним под давлением таких обстоятельств, тот сошел бы с ума. Вот и я изменилась, сама того не желая. Вы говорите, что я поступаю неправильно, влезая в дела лагеря? Но ведь я живу здесь, ведь я хочу, чтобы мы победили и вернулись домой. Я не могу строить стены или рыть каналы, но если я могу перевязать рану или подать воды больному, почему бы не сделать это. Если бы я сидела, сложа руки, тогда в вашей душе не возникло бы упрека? Скажите мне, разве не стали бы вы осуждать меня?

Легат не отвечал ничего, продолжая игнорировать все мои вопросы. А я ведь построила речь по законам риторики, старательно выстраивая аргументы от самого слабого к сильному, расширяя их примерами и апеллируя к противнику. В университете преподаватель оценил бы мою речь, а здесь… Архиепископ продолжил:

– Ваш муж утверждает, донна, что вы ведете себя странно не только со всеми, но и по отношению к тому, чей супругой вы являетесь.

«Ну, спасибо, Висконти, вот уж подсобил!» – мысленно я душила его.

– А как же еще мне вести себя с человеком, которого я давно не считаю за мужа, потому что он соблазнил мою сестру!

– Хорошо, – перекрикивая поднявшийся шум в зале, сказал архиепископ, – оставим пока ваши семейные дела. На вас есть еще несколько доносов. В одном из них утверждается, что вы, донна, разговариваете с животными, и они слушают вас.

И он рассказал про случай с коровой, крокодилами и лошадьми, с которыми я, оказывается, общалась.

– А разве рыцари не разговаривают со своими лошадьми? – спросила я, пожав плечами. – Что в этом такого? Людям хочется верить, что животные их понимают. Что же касается крокодилов, то это просто совпадение, что эти твари решили оставить преследование и уплыть, когда я бросила в них камни.

– Слишком много с вами происходит совпадений, донна, – вкрадчиво проворковал архиепископ. Он был похож на кота Матроскина – та же сытая морда и довольное мурлыканье: «Неправильно ты, дядя Федор, бутерброд ешь…»

Я начинала понимать, куда клонит мой прокурор. Меня хотят обвинить в колдовстве! Я не была уверена, что инквизиция уже существовала в Европе. Но прекрасно понимала, что ничто не мешает мне стать первым случаем расправы Церкви с колдуньей. Разве что получится высмеять все обвинения, пока им самим не покажется абсурдом то, что они говорят. Передо мной выкладывали все новые и новые доносы, многие были просто лживыми сплетнями, не имеющими под собой основания, иные – перевернутыми с ног на голову фактами, которые мне приходилось заново объяснять и оправдывать. Через три часа допроса уверенности и сил во мне поубавилось.

– Я устала, – заявила я, проигнорировав очередной вопрос. – Мы можем продолжить беседу позже?

– Может, вы хотите присесть? – предложил мне хитрый архиепископ.

– Ну что вы, разве могу я сесть, когда вокруг меня стоит столько почтенных и уважаемых людей. Я просто больше не в силах отвечать на ваши вопросы. Я устала и хотела бы отдохнуть. Если я хоть немного помогла вам разобраться со столь тревожащей вас корреспонденцией и немного успокоила вас, позвольте мне и моим друзьям вернуться в лагерь.

– Сожалею, донна, но нам придется оставить вас под стражей, поскольку еще многие обвинения против вас не опровергнуты.

– Но вы не можете держать нас в столь нечеловеческих условиях! – воскликнула я. – Моя подруга больна, от сырости ей стало хуже! Имейте совесть, Ваше Преосвященство, ведь мы же не преступники и не предатели, зачем же так безбожно обращаться с нами!

– Попробуйте помочь вашей подруге сами, ведь вы творите чудеса в медицине, – язвительно заявил архиепископ.