– Герцог не приедет за нами, – спокойно сказала Катя. – Они никогда не вернут нас в Москву. Мы обречены жить в этом веке.

Катя наконец озвучила то, что мы боялись сказать друг другу на протяжении нескольких месяцев. О возвращении Герцога и Августа мы говорили, опуская глаза, чтобы не видеть, что все знают: они не вернутся. Настало время поднять глаза. Мы смотрели друг на друга открыто и никогда еще не понимали так явно, как сейчас, что наши жизни связаны неразрывно, и это крепкая связь времен, чьи цепи приковали нас навеки к Средневековью. У д'Эсте было достаточно времени, чтобы раз двадцать съездить туда и обратно. Либо они испугались, что не смогут вернуть нас, либо они погибли. Больше ничего мы предположить не могли.

– И что же теперь? – спросил Вадик после траурного молчания, во время которого мы мужественно прощались с надеждой вернуться домой.

– Ничего, – вздохнула Катя. – Ты можешь продолжить свой роман с графиней, я присмотрюсь к какому-нибудь рыцарю, а Ольга, если получится, выйдет замуж за герцога Бургундского.

– Почему это? – спросила я и очень удивилась, ощутив, что Катино предложение мне очень даже нравится. Так странно забилось сердце, а в груди приятно закололо тысячами горячих иголок, словно я прыгнула с высоты в воду.

– Ну, или же оставить надежду о разводе и жить с Висконти. Не думаю, что у тебя есть иной выход.

Развод с Висконти вернул меня с небес на землю. Я вспомнила про архиепископа де Бове, и гнев волной накрыл меня.

– Архиепископ… – начала я, но Катя прервала меня.

– Он приходил ко мне сегодня.

– Вот как? И что еще придумал этот негодяй? Что еще он хочет от меня? Я уже и так подписала бумаги, по которым отдам ему половину своего имущества, после того, как он объявит о разводе.

– Как же ты не поймешь! Он же ненавидит тебя! Ему все равно, сколько он выжмет из тебя денег, ему нужно, чтобы ты никогда не попадалась больше ему на глаза. Он обеспокоен тем, что ты все больше влияешь на короля и рыцарей, что твой авторитет растет. Подумай только, к донне за помощью обращаются чаще, чем к остальным врачам. Она добрая, нежная, общительная, к ней тянутся все. К тому же, если учесть, что дам в лагере можно пересчитать по пальцам одной руки, то для них мы все просто красавицы писанные. Учитывая все это, архиепископ просто ревнует к донне.

– Так что он тебе сказал? – прервал Вадик поток Катиного сознания. – Ближе к телу.

– Он сказал, что легат от имени папы решил разрешить донне развестись с Висконти. И что как только архиепископ объявит об этом, донна Анна перестанет быть супругой Висконти.

– Так чего же он ждет? – прорычала я, вцепившись крепко в шерсть Синтаксиса, так что кот жалобно замяукал.

– Оставь его в покое! – Катя сердито вылезла из одеяла и забрала у меня кота. – Вот котище! Морду какую откормил!

– Он на речку рыбачить бегает, – заявил Вадик.

– Его же крокодилы могут съесть, – почесывая кошачий подбородок, так что Синтаксис от удовольствия вытянул шею, заметила Катя.

Я не выдержала:

– Так что он сказал тебе?!

– Не кричи, – заметила Катя, продолжая издеваться, – видишь, как кот испуганно уши закладывает? Для него же твой голос в десятки раз громче звучит.

Я что-то прошипела, угрожающе сжимая кулаки.

– Ему нужно, чтобы ты исчезла из жизни Франции, чтобы твое имя было забыто. Ему все равно, пойдешь ли ты в монастырь, или просто скроешься от всех. Он не хочет видеть тебя или слышать о тебе. Тебе останется только решить, что делать дальше.

– Я разведусь с Висконти любой ценой и как можно скорее. Если для этого надо будет сплясать канкан на столе архиепископа, я сделаю и это. Висконти меня достал. И Анвуайе. Да все они.

– Так, – поднимаясь с кресла, сказал Вадик, – опять стали мужикам кости перемывать. Давайте, переодевайтесь, пойдем к королю. Он уж наверно прибыл. Долго не копайтесь, а то все расползутся.

– Кать, ты что, собралась идти? – я обеспокоено потрогала ее лоб.

– Да в порядке я. Неужели ты думала, что я пропущу праздник? Сегодня ведь и еду привезли, и два сражения выиграны. А завтра я тебе помогу с ранеными. Хватит уже лежать.

За французской армией осталась вся слава этих дней, три победы над сильным врагом – но выгоды, увы, достались только мусульманам, так как христианская армия, несмотря на свои победы, не могла продолжать своего наступления на Каир. За все эти славные деяния была заплачена большая цена, они стоили одного поражения.

Король, конечно, пытался приободрить своих воинов, произнеся речь, в которой сказал, что все они обязаны Богу за то, что на этой неделе «Он дважды ниспослал нам честь – во вторник, накануне поста, мы изгнали врагов из лагеря, где мы расположились, и сегодня мы, пешие, победили их, конных».

Слишком много мы потеряли. Многих уже не было с нами, это придавало празднику печальную ноту. Да и потом, начался пост, мяса на столах не было, лично мне, не склонной к вегетарианству или строгим постам, его не хватало.

Привели пленника. Он двигался спокойно, немного прихрамывая, отек на лице опал, и стали более явными красивые черты его благородного лица. У него были карие, с влажным блеском, большие глаза, вокруг них лежали синеватые тени, словно он не спал несколько дней, от них глаза казались еще больше. Нос был тонким прямым, длинным, чувственные губы были видны в короткой бороде, что придавало ему сладострастный вид сатира. Когда он улыбнулся, то короткая верхняя губа обнажила ровные белые зубы, и в неровном свете факелов казалось, что он смеется над рыцарями. Королю пришлось дважды сдерживать рыцарей, которые стремились отплатить ему за насмешку, хватаясь за мечи. Донна Анна нервничала из-за этих вспышек гнева среди крестоносцев. Ей казалось позорным, если они унизятся до того, что убьют пленника, и она не замедлила об этом сказать.

– Донна Анна, – поспешил успокоить ее король, – никто не станет его трогать. Вам не из-за чего волноваться.

– Я очень хочу верить в порядочность рыцарей, сир, – отвечала донна. – Для меня было бы невыразимо больно, если бы они запятнали свою честь подобным низким поступком.

– Как зовут тебя? – обратился король к пленнику через Ива Шатрского.

– Что тебе от моего имени, король? – последовал ответ.

– Мы могли бы вернуть тебя в обмен на своих пленных воинов.

– Ты думаешь, они еще живы, король? – улыбнувшись, спросил пленник.

Снова королю пришлось прикрикнуть на крестоносцев, рвущихся к бою.

– Ты назовешь мне свое имя?

– Мой отец теперь беднее самого бедного из смертных, король. Что тебе до моего имени… За него тебе не заплатят монетой и не вернут погибших воинов.

– Те, кто взяли тебя в плен, утверждают, что ты руководил отрядами и был богато одет.