Анну и Екатерину Елизавета застала в слезах, они не могли поверить в то, как изменилась в одночасье их жизнь. Одной из них было одиннадцать лет, другой – семь, и обе уже скучали по матери и сестре.

– Я отведу вас к ним, – пообещала Елизавета, про себя кляня Генриха за то, как он поступил с дорогими ей людьми.

На следующий день они втроем отправились в Бермондси. Огромный монастырь стоял на берегу Темзы напротив Тауэра – не слишком приятный вид для матери, учитывая, что ее сыновья, вероятно, погибли в стенах крепости. Аббатство, может, и находилось под покровительством королей, но, пока служитель, отвечавший за прием гостей, вел Елизавету и ее сестер в жилые комнаты, она заметила, что дом содержится плохо и повсюду видны следы небрежения.

Осунувшееся лицо матери осветилось при виде гостей, но бедняжка сразу разрыдалась и упала в объятия Елизаветы.

– Скажите, что вы пришли забрать меня отсюда! – взмолилась она. – Это ужасное место.

Глаза Елизаветы защипало от слез.

– Увы, миледи, если бы я могла! Я старалась убедить короля, чтобы он оставил вас в покое, но он непреклонен. Его обуревает страх за свою безопасность, так как в Ирландии появился этот самозванец.

– Советники обвинили меня в том, что я его поддерживаю! – сквозь слезы проговорила мать. – Как будто я могла бы сделать хоть что-нибудь, что повредило бы вам или милому Артуру.

– Я знаю, – заверила мать Елизавета, подводя ее к креслу.

Сестры заливались слезами, а шестилетняя Бриджит цеплялась за юбки Елизаветы. Рядом молча стояла девушка-служанка. Елизавета узнала в ней Грейс, одну из внебрачных дочерей отца, к которой мать очень привязалась.

– Это так несправедливо, – всхлипывала королева. – Я хочу всего лишь вернуться домой, в Чейнигейтс. Прошу вас, поговорите с королем ради меня.

– Я поговорю, – обещала Елизавета, озираясь вокруг и поеживаясь; лет сто назад, когда здание только что построили, эти комнаты, вероятно, были хороши, но теперь тут стояла промозглая сырость, пахло речной водой.

– Этот дом построили графы Глостеры, – сказала мать, проследив за взглядом Елизаветы. – В тринадцатом столетии они были благодетелями аббатства. Теперь эти комнаты используют для размещения гостей, и монахи не берут за это плату, вот почему здесь не слишком уютно. Однако они обязаны держать покои наготове для нужд короля. Хотя едва ли какой-нибудь король захочет остановиться здесь. – Она взяла шаль и накинула ее на плечи.

Теперь Елизавете стало ясно, почему Генрих выбрал Бермондси. Мать могла находиться здесь, и ему это ничего не стоило. Ей стали отвратительны его скупость и упорное нежелание понять, как несправедливо он поступает.

– Я поговорю с ним еще раз, – повторила она. – Скажу, что вы не можете здесь оставаться.

– О, благодарю вас! – выдохнула мать, заламывая руки.

Они остались обедать. Еду с ненавязчивой любезностью им подали простую: хлеб, похлебка и жесткие куриные крылышки. Сестры провели полдня с матушкой, после чего неохотно и весьма эмоционально попрощались с нею.

– Я буду приезжать как можно чаще, – пообещала Елизавета, которой очень неприятно было оставлять мать в этом унылом месте.

Она вернулась в Вестминстер, решительно вознамерившись поговорить с Генрихом, однако ей сообщили, что его милость на заседании Совета. Он постарается увидеться с нею позже. Тем временем Елизавета ничем не могла занять себя и с завистью наблюдала за сестрами, которые увлеченно взялись играть в кости.

Когда Генрих наконец пришел, они легли в постель, так как уже наступил вечер. Он выглядел усталым, был в неважном настроении и смотрел на нее выжидательно.

– Вы хотели видеть меня, Елизавета.

Возмущение бурлило у нее в груди после их ссоры накануне вечером, и визит в Бермондси лишь усилил его.

– Да.

– Полагаю, речь пойдет о вашей матери. Ну, с этим придется подождать. Сейчас у меня есть более неотложные дела.

– Нет, это не может ждать! – возразила Елизавета и сжала руки в кулаки. – Она огорчена, заперта в этом ужасном сыром доме.

– Вы преувеличиваете, мадам. Ее разместили в королевских апартаментах по моему распоряжению.

– Королевских? В тринадцатом веке они, вероятно, такими были, но теперь там просто жутко. Попробовали бы вы сами там пожить!

Генрих сел и откинул голову на спинку кровати.

– Елизавета, я устал, и у меня уйма проблем. Мне сейчас не до того.

– Тогда скажите одно слово и позвольте моей матери вернуться в Чейнигейтс. Больше от вас ничего не требуется. Она для вас не опасна, поверьте мне. Генрих, пожалуйста! – Елизавета опустилась перед ним на колени и воздела руки в мольбе, глаза ее блестели от слез.

Король посмотрел на нее, и она увидела, что он колеблется.

– Если вы любите меня, милорд, и не хотите обречь меня на жизнь в тревоге за мать, тогда прошу вас, сделайте мне такое одолжение. Я ручаюсь за нее, хотя, уверяю вас, в этом нет необходимости.

– Бесси… – произнес Генрих более мягким голосом, а использование домашнего имени еще больше обнадежило Елизавету, хотя надежды эти тут же были перечеркнуты. – Бесси, я не могу допустить, чтобы она покинула Бермондси. Вы получите деньги, чтобы устроить ее там с бо́льшим комфортом, но она должна остаться в аббатстве. Сегодня дело получило новое развитие.

Елизавете не хотелось ничего об этом знать. Она в отчаянии думала только о том, как объяснит матери суровую непреклонность по отношению к ней Генриха.

– Бесси… – снова проговорил король и взял ее за руку. – Для меня главное – сохранить спокойствие в стране. Я привыкаю к мысли, что короли иногда вынуждены принимать неприятные решения. Пока существуют хоть малейшие подозрения относительно вашей матери – а я не единственный, кто сомневается в ее лояльности, поверьте мне, – она должна оставаться там, где находится. Это не моя прихоть, а насущная необходимость.

Елизавета, обиженная, встала и села в кресло.

– Я не могу согласиться с вами, и кому лучше знать, как не мне, но что значит мое мнение? – с горечью промолвила она.

Генрих вздохнул:

– За этим Симнелом стоят влиятельные люди. Теперь нам известно, что он – сын органного мастера из Оксфорда, ему двенадцать лет, как и Уорику. Мои соглядатаи доносят, что его учил этой роли некий священник, отец Саймондс, которому якобы привиделось, что он станет наставником короля. Вы можете подумать, что все это вполне безобидно, заговор, составленный дураками. Но похоже, Саймондс действовал в интересах сторонников Йорков.

– Но кого? – Елизавета неохотно признавала существование опасности.

– Вам не кажется примечательным, что этот заговор созрел в Оксфорде, недалеко от дома милорда Линкольна в Эвелме? И что