английского престола и таким образом демонстрируют лояльность по отношению к новой династии. А со своей стороны, Генрих показывал, что готов относиться к ним с почтением, которого они заслуживали по рождению.

Отсутствовала на церемонии одна только леди Маргарет. Она сослалась на мигрень, но Елизавета подозревала, что ей не хотелось оставаться на вторых ролях и оказаться в тени другой бабушки принца, которая превосходила ее рангом. Но может быть, она ошибалась относительно Маргарет и той действительно нездоровилось.

Елизавете хотелось бы присутствовать в соборе, смотреть, как крестят ее сына. Но у нее просто не хватило бы сил, даже если бы ей разрешили. Вместо этого они с Генрихом сидели и по-дружески распивали на двоих кувшин вина, обмениваясь поздравлениями. Рядом с постелью стояла церемониальная колыбель с парчовым балдахином и королевскими гербами. Она была огромная и великолепная, на дне лежал мягкий матрас из алой парчи, а постельные принадлежности были сшиты из алого и синего бархата с горностаевым мехом.

– Я приказал установить две бочки вина у собора, чтобы каждый человек мог выпить за принца, – сказал Елизавете Генрих. – Пусть мои подданные разделят со мной эту радость.

– Это придется им по душе, и они ответят вам любовью. – Елизавета улыбнулась.

Вскоре снова зазвучали трубы, огромная процессия вернулась. Лорды несли многочисленные подарки. Менестрели заиграли, когда Сесилия передала Артура в руки Елизавете. Старинный обычай требовал, чтобы мать первой назвала ребенка его христианским именем.

– Добро пожаловать, Артур, мой дорогой, – сказала Елизавета и поцеловала сына. – Да благословит Господь каждый день вашей жизни.

Затем Генрих тоже дал сыну благословение, призвав на помощь всемогущего Господа, Деву Марию и святого Георгия. Артура положили в колыбель, где бедный малютка совсем потерялся, после чего его родителям стали показывать подарки, сделанные по поводу крещения принца, и они ими восхищались. Наконец настало время уносить мальчика в подготовленную для него детскую, а Елизавете отходить ко сну, в котором она так нуждалась.

Наступили дни торжеств, Англия предавалась веселью. Рождение Артура превозносили как начало новой золотой эры. Генрих с гордостью показывал Елизавете баллады, написанные в честь принца на пергаментах, украшенных изображениями алой и белой роз, и ее сердце наполнялось тем же чувством.

– Вы знали, cariad, что сам Мерлин[30] предсказал рождение нового Артура? – спросил Генрих, когда они вместе читали эти словесные приношения.

Хотя Елизавета еще немного страдала от приступов лихорадки, она быстро оправлялась после родов, уже вставала с постели и сидела в кресле, но пока не настолько окрепла, чтобы вернуться к нормальной жизни, к ней даже прислали доктора Льюиса, который прописал какие-то лекарства.

– Я предпочитаю, чтобы мои роженицы оставались в постели как можно дольше, – сказала Елизавете матушка Мэсси, однако она была так довольна тем, как идут дела у ее пациентки, что позволила ей вставать.

Вскоре после этого акушерка объявила Елизавету совершенно здоровой, и после Михайлова дня та появилась у дверей часовни аббата, ее воцерковили и провели очистительные обряды, одев в новое платье из алого бархата и рыжего дамаста. Елизавета еще испытывала некоторые последствия лихорадки, и колени у нее дрожали, когда она преклоняла их перед алтарем.

Она горячо возблагодарила Господа за ребенка, за благословение материнством и избавление от опасностей, грозящих женщине при родах. А еще Елизавета молилась о том, чтобы полюбить Артура, как он того заслуживал; она уже ощущала жаркое желание опекать его, так что любовь не преминет скоро последовать.

По окончании церемонии Елизавета сидела в своем главном покое на троне под балдахином с гербами и раздавала милостыню бедным. Теперь она была готова возобновить повседневную жизнь, и Генрих вернулся к ней в постель. Это было радостное воссоединение, и муж был нежен с нею, но она молилась, чтобы Господь дал ей передышку, прежде чем она снова забеременеет. Мысль о том, что придется опять пережить родовые муки, страшила ее.

Лихорадка продолжалась у Елизаветы до октября. Только тогда она снова ощутила в себе силы и, прежде чем двор покинул Виндзор, сделала крупное пожертвование собору в благодарность за вернувшееся к ней здоровье. Приор Хантон очень обрадовался:

– Мадам, мы используем ваш щедрый дар, чтобы украсить церковь Девы Марии, где был крещен принц Артур. Я давно уже хотел устроить там окна размером побольше, с красивыми витражами, и надеюсь также заказать роспись стен на темы из жизни Пресвятой Девы. Гордостью этого места станут ваши гербы в благодарность за ваше пожертвование, сделанное обильно дающей рукой.

– Это самое меньшее, что я могу сделать, отец приор, в ответ на вашу доброту ко мне и гостеприимство, – ответила Елизавета и встала на колени за благословением.

Они отправились на восток, в замок Фарнхэм, где будет устроена детская Артура. Там находился дворец епископов Винчестера, и епископ Куртене сказал Генриху, что это прекрасная резиденция для принца – воздух здесь чистый и здоровый, а местоположение удобное для посещения королевских дворцов рядом с Лондоном. Генриху идея понравилась, а Куртене он доверял, так как тот оставил Узурпатора и присоединился к нему в Бретани. Елизавета тоже с радостью препоручила ему своего сына, она знала этого человека в детстве, когда тот служил ее отцу. Теперь Куртене был хранителем личной печати и пользовался высочайшим доверием. Он станет заботливым и усердным опекуном.

Генрих установил правила, которые должны были соблюдаться в детской Артура, но именно Елизавета после обстоятельных бесед с кандидатами назначила главную воспитательницу, няню, ответственных за укачивание принца и прочих слуг. Главной наставницей она выбрала обходительную и умелую леди Дарси. Эта женщина отвечала за детскую Нэда, и можно было не сомневаться, что она обеспечит Артуру любовь и заботу, которой сама Елизавета пока еще не могла ему дать.

Они обходили просторные покои в Фарнхэме, где размещалась детская, и леди Дарси восхищалась дорогими шторами и подушками из алого дамаста, коврами, красивой, но удобной жаровней и тазами для стирки из луженой меди.

– Его милость все продумал, – одобрительно заметила она.

– Наш сыночек слаб, и ему нужен заботливый уход, – сказала ей Елизавета, – но об этом никто не знает. Мы полагаемся на вашу сдержанность, леди Дарси.

– Разумеется, мадам.

– Мы беспокоимся, что он легко может подхватить какую-нибудь инфекцию. Милорд король хочет, чтобы мальчика кормили грудью до двух лет, и до тех пор он останется в Фарнхэме. Кроме того, его милость требует, чтобы еду и питье кормилицы ежедневно проверяли на наличие яда. Мы не можем рисковать нашим самым дорогим сокровищем.

– Разумеется, мадам. Я прослежу за тем, чтобы указания его милости выполнялись в точности.

Елизавета