Та часть московского голосования, которая проходила под наблюдением независимых избирателей и не сопровождалась значительными нарушениями, ясно говорит о втором туре. Недостающие голоса Собянину нарисовали там, куда наблюдателей удалось не допустить: в бюллетенях надомного голосования и в Новой Москве, где выборы проводились по правилам 2011 года.

[16.10.2013. ЖЖ]

Кировский областной суд изменил приговор Алексею Навальному с пяти лет лишения свободы на тот же самый срок условно.

Вслед за своим коллегой Блиновым из Ленинского райсуда областной судья Альберт Прытков категорически отклонил все предложения защиты Навального и Офицерова о рассмотрении дела “Кировлеса” по существу, включая назначение любых экспертиз, вызов свидетелей, проверку финансовых документов и т. п. В самом деле, когда решение суда принято задолго до начала заседания, никакой необходимости в рассмотрении дела по существу не просматривается. Кому интересно исследовать доказательства вины или её отсутствия, когда обвинительный приговор давно уже составлен и написан?!

На практике решение судьи Прыткова означает несколько вещей:

– Петра Офицерова уже не посадят. Слава богу;

– судебное рассмотрение дела “Кировлеса” очень далеко от своего окончания. Если говорить о рассмотрении по существу, то оно ещё и не начиналось. Впереди – Верховный Суд РФ и, скорее всего, ЕСПЧ (если Россия не успеет к тому моменту исключить своё правовое поле из юрисдикции международных судов, как предлагается в законопроектах “Единой России”);

– Алексею Навальному, в силу специально под него принятой неконституционной нормы, запрещено теперь баллотироваться как на федеральных, так и на местных выборах. К несчастью для организаторов судилища, этот запрет никак не получится распространить ни на его сторонников, ни на тех кандидатов, которых он поддержит;

– поскольку Мосгорсуд дал зелёный свет для продолжения уголовного преследования братьев Навальных, нас ждёт новое обвинительное заключение. Слушать “почтовое дело” будет такой же независимый суд, как и Ленинский районный, поэтому нет ни одной причины на свете ждать разночтений между обвинительным заключением и приговором суда. И даже если по новому делу приговор окажется опять условным, для Алексея Навального он будет означать реальное заключение;

– не стоит думать, что в следующий раз вопрос о посадке Навального в тюрьму будет решаться только по результатам рассмотрения нового дела. Абсолютно в любой день, хоть сегодня, гособвинение может ходатайствовать об изменении меры пресечения по “почтовому делу”. Это в чистом виде политический вопрос, который будет решаться в рабочем порядке, в любой удобный для власти день.

Я, конечно, рад, что Алексея сегодня “отпустили”.

Просто призываю не обольщаться в связи с этим решением Кировского облсуда насчёт “гуманизма” властей и их желания терпеть Навального на свободе.

[27.10.2013. ЖЖ]

Сходил на шествие.[130]

Как я и предполагал, народу пришло мало: тысяч пять, а никак не двадцать, указанные в заявке организаторов. Строго всё по Нимёллеру:

“Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист.

Потом они пришли за социал-демократами, я молчал, я же не социал-демократ.

Потом они пришли за профсоюзными деятелями, я молчал, я же не член профсоюза.

Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей.

А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог протестовать”.

За самим Нимёллером пришли практически сразу: первый арест случился в 1935-м, второй – в 1937-м, и до мая 1945 года пастор находился в нацистских лагерях – Заксенхаузене, Дахау, Тироле (оттуда его освободили американцы). Несмотря на все годы, проведённые в заключении, Нимёллер после войны публично покаялся в том, что недостаточно твёрдо противостоял нацистам тогда, когда у него ещё была такая возможность, а в октябре 1945 года стал одним из инициаторов Штутгартской декларации вины: в ней свою ответственность за бездействие в годы нацизма признал Совет протестантских церквей Германии.

“Мы обвиняем себя в том, что не отстаивали своих убеждений с достаточной силой”, – сказано в Штутгартской декларации.

На это можно, конечно, возразить: зато вы остались живы. А отстаивали бы с достаточной силой – могли бы кончить как доктор Корчак или доктор Боткин.

Так что тут разные бывают мнения.

И каждый сам для себя выбирает.

[28.10.2013. ЖЖ]

Сто лет назад в городе Киеве суд присяжных (в состав которого входили пять членов черносотенной организации “Союз русского народа”) оправдал приказчика Менделя Бейлиса, обвинявшегося в том, что он с ритуальной целью убил православного отрока Андрюшу Ющинского, дабы использовать его кровь для приготовления пасхальной мацы.

О сходстве политтехнологий, породивших “дело Бейлиса”, с сегодняшними упражнениями власти по разжиганию ненависти в обществе я написал колонку в “The New Times”. Эти печальные “рифмы” через столетие – свидетельство того, что уроки истории, увы, остались не выучены. А рифмуется там практически всё: и технические приёмы обвинения, и сопутствующие лозунги, и ключевые фигуранты. Скажем, застрельщиком “дела Бейлиса”, изначально придумавшим всю схему с фабрикацией обвинения, был не какой-нибудь силовик, министр или депутат Госдумы, а юный “общественник”, студент Голубев, глава провластной молодёжной организации, которая и по своим задачам, и по методам, и по механизмам взаимодействия с властью являлась прообразом нашистов. Там тоже при негласной господдержке имитировалось массовое молодёжное движение для борьбы с “врагами России”: так же, как Кристина Потупчик сто лет спустя, студент Голубев сознавал, что врагов этих сперва нужно выдумать. И так же, как студент Голубев за сто лет до неё, Кристина Потупчик в своих инструктажах требовала от соратников заострять внимание на явном или скрываемом еврействе “врагов России”.

Но, помимо сходств, между “делом Бейлиса” и политическими процессами последнего десятилетия есть одно очень яркое, разительное различие. Одна существенная деталь, которая в прежние годы воспринималась как нечто вполне естественное, само собою разумеющееся, а сегодня бросается в глаза.

Дело Бейлиса, как известно, было изначально сфабриковано. Там вообще не существовало никакого момента добросовестного заблуждения, ни с чьей стороны. О невиновности Бейлиса ещё с 1911 года знали решительно все: и следователи, и прокуроры, и судьи, и министр юстиции Щегловитов, и духовные лица, и пресса, и публика, и присяжные заседатели, и эксперты обвинения. Поддержка обвинения – и профессиональная, и общественная – основывалась не на материалах уголовного дела, а на высших государственных соображениях. Определённые (“патриотические”) круги считали, что осуждение евреев на киевском суде отвечает интересам России. Так же, как многие наши сограждане сегодня одобряют санкции Онищенко против молдавских вин, литовского молока, украинских конфет или голландских тюльпанов – не потому, что верят в бред об опасности этих продуктов для здоровья россиян, а потому что солидарны с задачами государственной лжи. Ту же историю наблюдаем во втором деле ЮКОСа, деле “Кировлеса”, процессах над “Pussy Riot”, экипажем “Arctic Sunrise” и узниками “Болотной”. В публичном поле все апологеты этих судилищ (кроме, разве что, самых одиннадцатирублёвых мурзилок из Ольгино) вслух соглашаются, что обвинение абсурдно, что оно противоречит и фактам дела, и диспозиции статей УК, и данным судебного следствия, и всем нормам практики по аналогичным деяниям. Просто они (апологеты, “государственники”) считают, что неблагонадёжных магнатов, несистемных оппозиционеров, кощунниц-богохульниц и надоедливых экологов нужно сажать – ради высшего блага России. Если их нельзя посадить по закону, то и хрен с ним, с законом. Главное – посадить. Кстати сказать, это вполне себе нормальная обывательская позиция, которая в других случаях не вызывает в обществе никаких острых споров. Достаточно вспомнить, что три главных палача сталинской эпохи – Ягода, Ежов и Берия – были поочерёдно осуждены не за свои действительные преступления, а по совершенно вздорным статьям, по которым сами же они до того пустили в расход миллионы сограждан. Ежова расстреляли за подготовку терактов против Сталина и Берии, Ягоду – за подготовку терактов против Сталина и Ежова, а Берию – как английского, азербайджанского, немецкого и югославского шпиона. Все согласны, что обвинения эти – бред, но все три приговора в постсоветское время были подтверждены.