Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проклятая буря.
40
Опавшие цветы
– А-а-а, – улыбнулась Хана. – Прошу прощения.
Катя закивала в ответ. И, протянув руку, стянула защитные очки с лица Ханы.
Свет костра показался ярким, практически ослепляющим после мрака. А потом все пошло прахом.
Глаза у Кати чуть не выпали из орбит, губы приоткрылись, обнажив заостренные зубы.
Хана сперва подумала, что женщина собирается укусить ее, пока не увидела, как у той на глаза навернулись слезы, и Катя отстранилась, словно боясь прикоснуться к девушке.
Святая мать посмотрела на Хану через языки пламени, на ее лице смешались отчаяние и возмущение.
– В чем дело? – спросила Хана, переводя взгляд с одной Зрячей на другую. – Что случилось?
Мать Наташа что-то произнесла с горечью в голосе, но Хана все равно не смогла ничего понять.
Катя поднялась на ноги: глаза потемнели от ярости, с губ свинцовыми плевками срывались непонятные слова на морчебском.
– Что не так? – взвыла Хана. – Ради любви к богам, в чем дело?
Мать Наташа вытащила из складок своего одеяния изогнутый блестящий нож. Хана напряглась, когда женщина встала, и мысленно метнулась к разуму Кайи, чтобы позвать грозовую тигрицу на помощь.
Но по выражению лица Наташи было ясно: та не собиралась причинить Хане никакого вреда.
В ее глазах была лишь печаль, когда она, прихрамывая, обогнула очаг, держа лезвие плоской стороной вверх, чтобы девушка увидела свое отражение.
– ТЫ В ПОРЯДКЕ? —
О боги…
– ЧТО ПРОИСХОДИТ, ХАНА? —
Дрожащими пальцами Хана потянулась к лицу, и ее отражение сделало то же самое. Кожаная повязка, бледная кожа, пряди выгоревших светлых волос. Но под бровями, там, где девушка должна была увидеть радужную оболочку, сверкающую, как чистый розовый кварц, было только грязно-коричневое пятно.
Глаз прекратил светиться.
Катя выбежала из шатра, резко отдернув полог, и внутрь ворвался шквал черного снега. Хана взяла у Наташи лезвие, приложила к щеке, потерла глаз, безмолвно умоляя дать ей объяснение, сказать хоть что-нибудь, что придало бы смысл миру, который внезапно перестал существовать.
Мать Наташа опустилась рядом с ней на колени и, взяв Хану за руку, прошептала что-то на языке Шимы. Слова, от которых земля ушла у девушки из-под ног.
– Нет мужчина, – сказала она. – Зрячие. Нет мужчина.
– Боги, нет, – выдохнула Хана.
– Испорчена.
Хана скользнула в гладкое, как стекло, тепло Кайи, предупреждающе вскрикнув. Грозовая тигрица вскочила на ноги, ощетинившись, готовая ринуться в шатер и разорвать чужих женщин на куски.
Нет, Кайя! Акихито!
Хана заставила арашитору повернуться, посмотреть на Катю, когда та направилась к здоровяку. Она увидела, как женщина протянула руку за спину и выхватила один из ужасных серповидных клинков. Акихито шагнул к ней с поднятой боевой дубинкой, требуя объяснений. Кайя предупреждающе взревела и бросилась вперед, по перьям пробежала молния.
Но… люди слишком далеко…
Слишком поздно.
И когда Катя крутанулась на месте, рассекая шею Акихито от уха до уха, Хана закричала.
Александр дернулся, когда Катя перерезала горло здоровяку. Лицо женщины исказилось от ярости, сверкнули острые зубы.
А Зрячая заорала во всю глотку, призывая маршала и воинов к оружию – к оружию!
– Сергей! – взвизгнула она. – Нас предали!
Грифон взревел, поворачиваясь к шатру командарма и устремляясь в темноту, где были изолированы Хана и Наташа.
Александр выхватил боевой молот молний, включил подачу тока и взревел, когда по его руке, треща, прошло статическое электричество.
– Защитим Святую мать! – Он бросился к шатру, услышав внутри лай боевых псов.
Дюжина воинов добралась до шатра раньше него, и он кинулся во мрак, уже наполненный возгласами. Не только Ханы. Теперь оттуда доносились гортанные, захлебывающиеся крики людей, встречающих смерть, – бурлящий хор полей сражений и резни, который Александр слышал сотни раз прежде.
Парусиновую стену разорвало вылетевшим из шатра трупом, который сбил его с ног, а бездыханное тело разорвалось почти пополам. Прогремел гром, конструкция рухнула, крыша прогнулась внутрь, и пронзительные вопли заглушили хруст ломающихся досок.
Воины в тревоге надрывали связки, и в шатер вломилась еще дюжина с обнаженными молотами и мечами.
Раздался новый раскат грома, рев тайфуна и звук рвущейся парусины. Сверху в шатер прорвался белый крылатый зверь и разнес в клочья плотный холст, словно это был шелк.
Грифон взмыл в небо вместе с Ханой, оседлавшей его, и оба были окрашены кровью. В одной руке девушка сжимала клинок Зрячих, вымазанный красным, зверь ревел от ярости, а вокруг дождем сыпались стрелы.
Когда Александр, наконец, скинул с себя растерзанный труп, к нему с окровавленным серпом в руке приблизилась Катя.
– Катя, что, во имя Богини, здесь творится?
Женщина протиснулась мимо него в шатер, не проронив ни слова. Когда Александр ступил в руины, она начала причитать, споткнулась, подошла к краю очага и упала на колени рядом с трупом, лежащим среди других тел. Воины разных домов – Островские, Горайя, Дмитриевы, Зубковы – все солдаты Императрицы. Но их потеря была ничем – по сравнению со смертью женщины, лежащей у тлеющих углей, – матери Наташи, растерзанной боевыми псами, которые тоже отправились на тот свет.
В живых осталось только две собаки. Они быстро моргали, пребывая в плачевном состоянии, и жались в углу, с мордами, измазанными запекшейся кровью.
– Что она наделала? – стенала Катя, раскачиваясь взад-вперед. – Богиня, что она наделала?
– А что ты наделала? – требовательно спросил Александр. – Ты убила Акихито! Какого…
Сестра резко повернулась к нему, глаза ее метали молнии.
– Как смеешь ты произносить при мне его имя? Имя того, кто осквернил дочь Богини?
– Он… – сглотнул капитан.
– Нас предали, Александр. Твою племянницу лишили девства. Священного цветка, который сорвал мужчина.
– Эта девушка все равно моя кровь. Она…
– Она убила Святую мать!
– А ты зарезала ее любовника! Клянусь Тьмой, ты думала, что будет по-твоему…
– Александр Мостовой!
Этим ревом и прорвало красную пелену, застилавшую глаза капитана. Он обернулся – маршал Сергей стоял у входа в шатер, и на лице у него отражались ужас и ярость.
– Что, во имя Живой Богини, случилось?
– Нас предали, маршал, – запричитала Катя. – Девочка Мостовых и ее зверь убили мать Наташу.
– Именно после того, как сестра Катя прирезала ее любовника, – прорычал Александр.
– Любовника? – Островский нахмурился. – Но Тронутым Богиней нельзя…
– Девочка потеряла цветок, – прошипела Катя. – Глупый дядя оставил ее без присмотра в логове ублюдков и лжецов. Она уже не является носительницей благословения Богини. Все идет прахом. Узы, связывающие нас с шиманцами, разорваны.
Александр повернулся к командарму с просьбой успокоиться.
– Маршал, она остается уроженкой обеих стран, поэтому…
– Прикажите войскам атаковать, маршал, – выпалила Катя. – Соберите воинов и уничтожьте всех до единого – этих грязных