Теперь я стою лицом к мужчинам.

— Если кто-нибудь из вас убьет его, вы умрете. Понятно?

— Да, босс.

— Мы отправляемся через три часа, — говорю я отцу. — Ты идешь с нами?

Он хмыкает.

— Ты думаешь, я пропущу это?

— Я думал, ты вышел на пенсию? — Я натягиваю медленно формирующуюся ухмылку.

— Не для этого.

— Отлично. Тогда мы все идем.

Мужчины разбегаются, оставляя Джио и моего отца. Я тянусь к графину и наливаю себе виски, захлебываясь от жжения, когда оно проникает в горло.

Но это ничто по сравнению с тем, что я чувствую без нее. Я скучаю по ней самым жестоким образом. Как будто часть меня была вырезана навсегда. Я никогда не знал, что мне нужно, пока она не появилась в моей жизни.

Моя рука нащупывает в кармане мобильный, надеясь, что Элси что-то написала. Что угодно. Даже чтобы проклясть меня, потому что я заслужил все это. Я причинил ей боль.

Но там ничего нет. Ее действительно больше нет.

Может быть, когда-нибудь она поблагодарит меня за то, что я не разрушил ее жизнь. И в тот день я буду все тем же мужчиной, желающим ее так же, как и сегодня. Никогда не забуду ни одного мгновения, проведенного вместе.

Я веду нас через темный лес, мимо деревьев, наши тела прижимаются к низким кустам по обеим сторонам. Единственная причина, по которой мы можем видеть хоть что-то, — это луна. Иначе мы были бы погружены в кромешную тьму.

Между крепостью моего брата и войной, которая нам уготована судьбой, осталось совсем немного.

Мы взяли с собой тридцать наших лучших людей, включая сыновей Патрика. Он будет в меньшинстве и без оружия. Мы победим.

Как только мы выбираемся на поляну, наши ноги ступают по траве, и мы шагаем вперед. Его дом возвышается вдали, его ограждает высокий стальной забор.

— Где его люди? — спрашивает отец, ожидая, что они будут охранять периметр.

— Может, он знает, что мы идем, и они где-то прячутся и ждут, когда мы выкурим их, — добавляет Джио.

Мой взгляд скользит по трехэтажному кирпичному дому. Внутри темно, только в одном окне горит яркий свет, и тень проскальзывает за занавеску.

— Он дома, — шепчу я. — Двигаемся.

Мы идем как один, приближаясь к забору с задней стороны, чтобы он не видел нашего приближения. Один за другим мужчины перелезают через него, их оружие наготове, как только они спускаются на землю. И мы медленно идем вперед. Я первым поднимаюсь по четырем каменным ступеням, ведущим к двери, и тихонько пробую ручку, не ожидая, что она откроется.

Взмахнув пальцем, я приказываю им всем оставаться на своих местах, а затем постепенно толкаю дверь, обнаруживая, что помещение пустует, а единственным источником света служит маленькая лампа в фойе. Мой взгляд устремляется на винтовую лестницу, расположенную в ярде впереди.

— Пора положить этому конец, брат, — кричу я, и мои слова отдаются эхом. — Мы окружили тебя.

Тишина встречает нас, когда я останавливаюсь, чтобы проверить, слышу ли я его.

— Покажи себя. Не будь трусом.

Откуда-то издалека доносится смех, его шаги приближаются.

— Никогда не был трусом, Майкл. Я рад, что вы все наконец-то решили прийти. — Его голос приближается. — Я ждал этого слишком долго. Похоже, я все-таки не трус.

Его усмешка полна ярости, и следующее, что мы видим, — это босого Рафа, спускающегося по лестнице.

Мои люди достают оружие и направляют на него.

— Где твои люди? — спрашиваю я его.

— Они ушли. — Он вытягивает руки, спускаясь все ниже, по одной ступеньке за раз. — И, как видите, у меня нет оружия. — Он продолжает идти к нам. — Вы пришли сюда с одной целью, так что давайте покончим с этим.

— Убей его, Майкл, — ворчит мой отец.

— Я тоже рад тебя видеть, папа. — Раф не просто смотрит на моего отца, а впивается в него взглядом, словно нанося ему удар.

Я жестом велю старшему сыну Патрика, Тайнану, схватить Рафа, и мой брат тут же поднимает руки в знак капитуляции.

— Свяжи его на стуле. Сделай с ним то же, что он сделал с Софией и Элси.

— Как поживает моя любимая племянница? — спрашивает он, с улыбкой на лице, пока мои мужчины дергают и бросают его на табуретку, которую один прихватил с кухни.

— Скучает по тебе.

Он вдыхает и закрывает глаза, выражение его лица становится менее суровым при упоминании моей дочери.

— Я скучаю по ней каждый день.

— Ты гребаный лжец! — Мой отец бросается на него как раз в тот момент, когда мужчины связывают ему руки за спиной молниями. — После того, что ты сделал… — Он бьет его кулаком в челюсть. — …ты не заслуживаешь даже произносить ее имя.

Раф даже не вздрогнул. Он только сильнее смотрит на нашего отца. И тут их разделяю я.

— Не подходи, — говорю я ему. — Это мое убийство. Моя дочь.

— И она моя внучка! — Его грудь расширяется, когда он стучит по ней кулаком.

— Да. — Я медленно киваю. — Так и есть.

— Нет пощады врагу, — усмехается Раф, его черты лица обретают грубость. — Разве не этому ты нас учил?

— Именно так. — Наш отец бросает на Рафа суровый взгляд. — И сегодня ты узнаешь, что на самом деле означает это утверждение.

— Я думаю, единственный человек, который узнает этот урок… — Раф жестоко смеется, мгновенно разделяя руки одним движением. — …это ты.

Застежки-хамуты рассыпаются по полу, и он поднимается на ноги, приближаясь к моему отцу, чьи глаза стали огромными в два раза.

— Что это, Майкл? — Он отступает назад, в его расширившемся взгляде плещется шок. — Пристрели этого предателя! Он пришел за твоей дочерью!

Но никто не делает ничего, чтобы остановить Рафа. Вместо этого, когда он протягивает руку к Киллиану, тот протягивает ему пистолет. И в одно мгновение все солдаты Рафа выходят из укрытий и встают рядом с ним.

Джио делает шаг, откидывая голову назад.

— Что, блять, происходит?

Мой рот кривится в усмешке.

— Я сейчас все объясню, — говорю я ему, не в силах оторвать взгляд от человека, который все разрушил и обвинил во всем Рафа.

Я не мог дождаться этого дня. Ждал возможности отомстить за его грехи. Но я должен был стать королем до того, как уничтожу прежнего. Мне нужна была преданность мужчин, и она у меня была. По крайней мере, большая их часть. Мне нужно было, чтобы они узнали, что он сделал с семьей. Наблюдать и ждать, пока я уничтожу его, было