поручил мне, своему адъютанту, передать вам его пожелание. Его Величество считает более приемлемым, чтобы свадьба состоялась в Лхасе. Государь высоко ценит ваше гостеприимство, но для него важно, чтобы свадьба прошла под покровительством Его Святейшества Далай-ламы.

Как только переводчик замолчал, я с поклоном протянул платок Настоятелю, развернул на ладони и показал три камушка. При этом я встал спиной к толмачу, чтобы заслонить ладонь от его взгляда.

– Здесь скромное подношение в знак любви и уважения к месту, приютившему Императора и его воинов.

Настоятель глянул на камни, свернул и взял платок. Коротко, едва заметно кивнул, давая понять, что аудиенция окончена. Я поклонился, отступил на два шага, поклонился снова и лишь после этого позволил себе повернуться к настоятелю спиной и уйти в сопровождении толмача.

Снова мы прошли сквозь золото, пурпур и синее дымное марево. У выхода из храма я сказал толмачу:

– Скажешь кому, убью.

Когда я вошел в дом, голоса Принцесс все еще звучали в дальней комнате. Всегда любил слушать их – не слова, голоса, когда они вчетвером болтали, спорили, пересмеивались. Слова были не важны, пока я не услышал свое имя. Зайти к ним? Но удобно ли? Ведь и так провели целый вечер вместе, а потом еще с Ольгой … Но тут я опять услышал свое имя и пошел к Принцессам, но не прямо, а через кладовку, откуда был еще один проход к ним.

В темной кладовке светилась узкая щель приоткрытой двери и явственно слышалось каждое слово.

– Потому что ты смотришь на него, – раздраженно говорила Настя.

– Я смотрю? – Удивленный голос Татьяны. – Да зачем мне твой Леонидик? У меня Павлик есть.

Через щель я увидел … китайских принцесс. В долгополых халатах и платьях – ярких, разноцветных, с широченными рукавами – они кружили по комнате райскими птицами. У стены стояли два открытых сундука – хозяин дома опрометчиво оставил их незапертыми.

Я хотел уже открыть дверь и сделать шаг в комнату, но что-то меня удержало.

– Попадет нам от папа́, - сказала Татьяна, делая оборот в кумачовом длинном платье с золотым шитьем. Подол закружился вокруг ее бедер красно-желтым вихрем.

– Мы же только примерить! Сложим все обратно, никто не заметит, – сказала Настя, выступая важно в желтом платье с оранжевыми крупными хризантемами.

– Вечно ты впутаешь нас в какую-то историю, – сказала Татьяна.

– Тебе же самой нравится, – сказала Настя.

– Жаль, нет зеркала, – сказала Маша. Она была в зеленом и синем.

– Я положу в сундук пару монет, – сказала Ольга. Она была в бледно-салатовом с желтыми цветами.

Порхали в просторной комнате.

– А знаете, о чем мы не подумали? – Ольга остановилась, разглядывая рисунок на своем платье. – А если в них какая-нибудь зараза?

– Зараза? Какая еще зараза? – Настя кружилась, выделывая руками что-то китайское, по ее представлению.

– Ну, оспа или холера, – сказала Ольга.

– Может, и к лучшему, – вздохнула Маша. – Я так устала.

Она закрыла сундук и села сверху.

– Я тоже хочу умереть, – сказала Ольга и села рядом. – Зачем они это сделали?

– Ты о чем?

– О наших мушкетерах. Зачем они нас увезли?

– Нас убили бы в том скучном доме, – сказала Настя.

– Ну и что! И убили бы! Мама и Бэби все равно умерли. А мы? По миру пошли… – Ольга опустила голову, сдерживая слезы.

– Ну, ну … Все не так уж плохо… – сказала Татьяна.

– Не так? А как? Мы вроде бы живем, но разве это жизнь? Я едва вынесла сегодня весь этот бесконечный вечер, все это Рождество!

– И пение это – уже просто невыносимо, – сказала Настя.

– А потом еще пришлось вынести Бреннера, едва отделалась от него… – продолжала Ольга.

Она не сказала обо мне! Значит, я не то что Бреннер. И, кажется, ни одна из них не рассказала сестрам о моем признании. Эту тайну каждая хранит, оберегает. Для каждой это что-то важное, личное. Моя Отма!

И тут же я получил отрезвляющую оплеуху.

– …Но и это было еще не все… – добавила Ольга. – Пришлось выдержать Леонидика.

– Леонидика? – удивилась Настя. – Когда ты его видела?

– Сразу после Бреннера, – сказала Ольга обреченно. – Душевная беседа с нашим трогательным Плаксой-морячком.

У меня прямо-таки повысилась температура. Так вот каким Ольге виделся наш разговор! Мир съежился и будто обветшал, износился, осыпался кучей мусора. Еще секунду назад я был героем, а обернулся назойливым болваном, от которого некуда деться. Там, в храме, я виделся себе таким бравым, легким. Выходит, она меня просто терпела – и мою руку!

Но это было только начало.

– О чем вы беседовали? – заволновалась Настя.

– Ни о чем, господи! Я вошла в храм, и тут он явился, как всегда … прятался где-то.

– Вы все время сталкиваетесь случайно, – сказала Настя.

– Мы уже полгода тащимся в одной упряжке, если ты не заметила! Думаешь, я на твоего Леонидика покушаюсь? Это смешно!

– В самом деле, Швыбз, ты уже всем надоела со своим морячком, – сказала Татьяна.

Я уже не подглядывал, только слушал. Меня били, душили, резали и топили – я подыхал ради них, я признался им в любви. Отма-а-а, Отма-а-а-а, ты ли это? Надо было уйти, но я боялся выдать себя. Если бы они меня застукали, я бы умер.

– Заткнитесь! Заткнитесь! Заткнитесь! – Настя чуть не плакала.

– Тихо ты! Папа́ разбудишь, – сказала Мария.

– Вы завидуете мне! Вы, Олька и Машка! Ваши Бреннер с Каракоевым – старые зануды. Вот вы и беситесь!

– Хватит! Давайте спать! Завтра еще ехать куда-то… – сказала Татьяна.

– Будет исполнено, госпожа гувернантка! – прошипела Настя.

– Как я устала от вас, от вас всех! От мужиков этих некуда деться, и от вас тоже, – сказала Ольга с тихим бешенством.

– Оля, зачем ты это говоришь? – печально протянула Маша.

– Нет сил, нет больше сил жить в этом нескончаемом таборе. Вечная казарма! Негде помыться! Нас везут в клетке, как животных, – все больше распалялась Ольга, хотя голос ее при этом звучал все глуше. – Некуда деться, некуда! Кто мы? Зачем мы? Лучше бы меня расстреляли большевики!

Больше я не мог этого слышать. Эти курицы – мои Принцессы? Я многое мог бы им простить – да все что угодно, – кроме заурядности. Этой пошлой водевильной сценой они разбили мне сердце. Я даже подумал в приступе безмерного разочарования, ну и пусть Барон возьмет их в жены. «Баронесса Отма»! Конечно, это было жестоко, и я тут же пристыдил себя.

Рискуя быть пойманным на месте преступления, я выбрался из кладовки, прокрался в свою комнату, упал на лежанку и моментально заснул …