Юрий Всеволодович, каждодневно благодаря Бога, что отводит татар от Руси, исподволь готовился к встрече с диким народом, заручаясь дружбой и поддержкой меньших князей. Взор его обратился на запад. И вот уже родственные узы связали князя Васильку Романовича галицкого, ставшего зятем, и его брата князя Даниила с великим князем Владимирским. Своим сыновьям Владимиру и Мстиславу он сосватал дочерей князя Юрия рязанского и князя Олега муромского. Шумно, весело гуляли свадьбы, лились хмельные меды рекой, славил народ молодых, желал счастья, достатка и много детей. Только Юрий Всеволодович хмурил брови. Даже в дни всеобщего веселья его не покидала тревога. Еще раз на свадебном пиру попытался он примириться с Ярославом, но тот, гордый своими победами, не пожелал поддержать старшего брата в его стремлении укрепить Белую Русь.

— Я один управился с литвинами и крестоносцами, смирил Южную Русь и сел на киевский стол! — заявил он, горделиво поводя плечами. — Захочу — и татарам укажу место!

— Дружина твоя хороша, и слава о делах твоих ратных разнеслась по всей земле, — польстил Юрий брату, — но тумены хана Бату — это не то, что ты видел до сих пор, это не войско, это — буря, сметающая все на своем пути. Не веришь мне, послушай моего боярина. Он уже бился с татарами…

— И был разбит? — прервал Юрия Ярослав.

— Да. Но не его в том вина.

— Что мне, победителю, слушать побежденного! Я разбил рыцарей ордена, воинов, закованных в железо. Татары же — грязные пастухи, пьющие молоко кобыл, и то, что они разгромили половцев и булгар, таких же диких и необузданных, лишь подтверждает мою уверенность в их слабости.

— Но они разбили и князей Южной Руси! — возразил Юрий.

— На Калке? — усмехнулся Ярослав и, выпятив грудь, громко произнес: — Татарам повезло, что меня не было на поле битвы, — и, уже тише, добавил: — Ты сам сказал, что моя слава по всей Руси идет, и еще большей мне не надобно.

И хотя Ярослав отказал в поддержке брату, у Юрия теплилась надежда, что в тяжелую годину новгородская и переяславская дружины придут на помощь.

В последние годы Юрия Всеволодовича все больше стал тревожить брат Святослав. Отойдя от дел ратных, он безвыездно сидел в своем Юрьеве, предаваясь чтению и молитве. Возведя церковь Святого Георгия, он принялся за строительство еще одного храма. Святослав не появился на свадьбе своих племянников, а когда приезжал Юрий Всеволодович в его отчину, сказывался больным. Младший брат Иван, став старше, тоже отдалился, хотя и не раз заверял Юрия в своей преданности и любви. И только князь Василько Константинович радовал Юрия пониманием и преданностью. Не раз пожалел Юрий Всеволодович, что племянник не родной сын, а то бы оставил на него великий стол, ибо достойнее Василия ростовского не видел никого.

Тревожно жил порубежный Городец. О близости опасного и коварного врага напоминали обновленные заборала на стенах и башнях крепости, поднимающийся новый окольный вал с юга, окованные железом дубовые волжские ворота.

Устин Микулич, еще больше постаревший, с трудом переставляя ставшие непослушными ноги, шаркающей походкой обходил крепостные укрепления. От его слезящихся на ветру выцветших глаз ничто не могло укрыться: ни подгнившее бревно в крепостной стене, ни леность работников, насыпающих вал, ни скудный запас камней и кусков смолы подле башен. До всего было дело у воеводы городецкого. И, словно клещ, вцепившись в строительных старост, он добивался устранения замеченных промахов в работе. Когда же появлялся в Городце Андрей, а жил он с Дубравой и Цветаной на воеводском дворе, Устин Микулич донимал его нравоучениями и выговорами, ставя в вину долгие отлучки и нежелание заниматься укреплением города.

В этот раз появился Андрей со своей отчаянной братией в Городце рано утром. Заспанная, со слезами радости на глазах встречала сына Дубрава. Следом раскрасневшаяся, простоволосая, расцветшая в доброте и любви, которые царили в воеводском доме, на крыльцо вылетела Цветана и замерла под жгучим взглядом Андрея. Покряхтывая и бурча себе под нос, в дверном створе появился Устин Микулич.

— Никак лешак объявился! Не надоело еще по лесам-то шастать? — нахмурил он брови. — Иди, обниму!

Андрей согнулся над стариком, прижал его к груди.

— Ну-ну, не балуй! Я те не девка, чтобы меня тискать. Вона Цветана, ее и прижимай, — отстранился воевода от молодца. — Совсем исстрадалась, тебя дожидаючись. Дубравушка, а не женить ли нам его? Одичал, не ровен час, волком завоет, — обернулся он к счастливо улыбающейся матери.

— Твоя правда, Устин Микулич. Жены лучшей и не сыскать. Пойдешь за Андрея замуж?

Сверкнув глазищами, девушка зарделась и убежала в сени.

— Пойдет, — уверенно произнес воевода. — Мне бы годков пятьдесят скинуть, так я и сам бы девку засватал. Хороша! А ты чего молчишь? Люба ли тебе девка? — спросил он Андрея.

— Люба, ой как люба! — выдохнул Андрей.

— Чего тогда ждать… Цветана мне как дочь, засылай сватов. Приданое же за ней дам такое, что и боярину не стыдно ее за себя взять, — важно задрал бороденку вверх Устин Микулич и, упреждая вопрос, сказал: — Не тревожься, за Романом Федоровичем гонца пошлю тотчас. Так ли, Дубравушка?

— Так, батюшка ты наш Устин Микулич, все так.

— Вот и ладно. Может статься, еще и внуков доведется понянчить, — задрожал голосом воевода и смахнул рукавом слезу.

К свадьбе все было готово, и ждали только Романа Федоровича, который задерживался. Наконец к городецкой пристани подошло три лодии. Роман с женой и сыновьями в сопровождении полусотни гридей направился к Волжским воротам, через которые уже спешили навстречу родные ему люди: Дубрава и Андрей.

— А где же невеста? Почему не встречает будущих родичей? — загремел голосом Роман Федорович, разведя руки для объятий. — Прячете красу-девицу! Не бойтесь, не сглажу. Глаз у меня добрый, — рассмеялся он, обнимая и похлопывая по спине Андрея. Дубрава же целовала за лето заметно подросших Федора и Хасана. Мальчишки визжали, отбиваясь от налетевшей с поцелуями родственницы.

— Мы вас совсем заждались, — с укоризной произнес Андрей. — Гонец давно возвернулся, а вас все нет.

— Прости, сынок, но не моя в том вина. Великий князь Юрий Всеволодович прислал тебе свадебный подарок: полный доспех, меч со щитом и коня. Невесте же рухляди невесть сколько, каменьев дорогих и одежи. Ожидали, пока подарки из Володимира привезли, потому и припозднились.

— С чего бы это он так расщедрился? — недоумевая, нахмурил лоб Андрей. — Не по заслугам подарки и не по чину внимание.

— На все господняя воля, — вздохнула Дубрава и, прижавшись головой к плечу Романа, тихо добавила: — Может, пора знать сыну правду?

И Роман Федорович так же тихо ответил:

— Реши сама.