сохранить прежние законы. Не только должность генерал-губернатора, но и самый совет правления были учреждения новые; для них издавались новые узаконения, которые следовало устанавливать глядя на государственные пользы России, а не оглядываясь на шведский закон. Последний был действительно либерален; но единственного русского, притом авторитетного, представителя власти он дискредитировал.

Если не Сперанский, то его финляндские друзья очень хорошо понимали, что применением этого шведского закона престижу русской власти наносился удар. Генерал-губернатор, оказываясь согласно этому закону в меньшинстве, т. е. среди людей выражающих как бы менее гуманности к обвиняемому, уже тем самым ставился в положение политически неблагоприятно. Оставленное за ним широкое право входить в подобных случаях с докладом к Государю было лишь ловким канцелярским крючком, и если Сперанский искренно верил его значению, то это не говорило в пользу его деловой опытности и проницательности. Входить к Государю с представлениями об утверждении мнения меньшинства, т. е. более строгого приговора, было уже потому нельзя, что верховной власти принадлежит не усиливать тяжесть кары, а облегчать ее и миловать. Русский генерал-губернатор вынуждался, следовательно, молчать в тех случаях, где голос его не имел силы. А дабы избежать подобных случаев ему оставалось только — вообще избегать участия в судебных делах. Одна из крупнейших функций власти оставлялась, таким образом, вполне на руки самих финляндцев.

О власти генерал-губернатора в отношении полиции. § 29. «Эта глава, — пояснял Сперанский, — составлена по предварительным замечаниям. Но, рассматривая её редакцию, Е. В-во признал, что было бы бесполезно указывать здесь на власть председателя в деле административной полиции; она принадлежит ему, и он может ею пользоваться независимо от совета, как Генерал-Губернатор, в силу его инструкций. На этом основании Его В-во нашел, что эту статью следует вовсе исключить.

В этом пункте опять тот же прием, с тем же направлением. Оставление нескольких строк, не обременив проекта, лишь точнее определило бы права генерал-губернатора, параллельно с правами и обязанностями совета. Это было тем естественнее, что предыдущие §§ говорили об отношениях Генерал-Губернатора к делам тяжебным и уголовным. Пункт об отношениях к полиции был здесь как раз у места. Вычеркивая его, давали простор толкованиям, которые с течением времени неизбежно должны были склоняться в пользу совета. В ссылке на личное, будто бы, мнение Государя сквозит также канцелярский прием. Сам Император Александр, конечно, не занимался подробным рассматриванием многостатейного проекта. Его докладывал Сперанский, и по его же докладу мог Государь обратить внимание на подробности и выражать свое мнение. Мысль исключить тот или другой параграф, относясь к области редакции, принадлежала без сомнения докладчику.

Относительно других замечаний сейма Сперанский не входил в детали и упомянул только, что некоторые из них приняты в соображение, а другие оставлены без внимания, «потому что признаны несоответствующими самому свойству этого учреждения». Обстоятельнее давал о них Барклаю словесный отчет помощник Сперанского, Ребиндер. В чем он состоял — неизвестно, так как никакого следа о нем не найдено. Впрочем, в письме упомянуты два предмета: а) счет жалованья на серебро и увеличение его размера для некоторых чиновников, и б) сделанный сеймом выбор лиц в состав совета. Первое предложение принято; увеличение же окладов, по мнению Сперанского, «казалось не особенно основательно». Относительно выбора членов он признавал необходимость «зрелого обсуждения».

И об этих указаниях Сперанского следует сказать то же, что и выше: принято ходатайство сейма о выдаче жалованья звонкой монетой, ходатайство, имевшее немалое политическое значение и метившее уже на обособление Финляндии. В то время как русские чиновники в прочих частях Империи получали жалованье ассигнациями, таким же чиновникам в новой её части предоставлялось выдавать жалованье звонкой монетой. Как бы в некоторое вознаграждение отклонялся вопрос об увеличение окладов, — вопрос третьестепенный и не имеющий никакого существенного значения. Замечание Сперанского на этот счет имеет цену лишь в принципиальном отношении, как подтверждение совещательного только характера сеймовых постановлений.

Получив проект, Барклай-де-Толли отвечал Сперанскому немедленно, послав самые краткие заметки в небольшом числе. Едва ли ему было и время писать подробные рецензии. Улеаборгский корпус гр. Шувалова, совершая действительный и трудный подвиг, стоял среди Швеции у Умео — и бедствовал. Провианта в запасе не было, и дача его уже убавлена была на целую треть. Туда направлено было все внимание Генерал-Губернатора, как главнокомандующего. Все попечения и заботы о снабжении продовольствием постоянно натыкались на несочувствие и даже противодействие финского населения, а может быть и местных властей[109]. Контраст обстоятельств был тем более вопиющий, что когда русские войска голодали на своем геройском посту, финляндцы на сейме в Борго, вчерашние и даже сегодняшние враги, — роскошно пировали на счет русской казны, истратив на то больше 100.000 р. Именно теперь, т. е. в конце июля, прибыл в Умео новый начальник корпуса гр. Каменский. Видя бедственное положение войск, Каменский нашел единственный выход: идти искать продовольствия внутри страны. Естественно, что внимание Барклая поглощалось событиями, готовившимися там, за Ботническим заливом, и ему некогда было писать подробные критики на канцелярские, к тому же скороспелые проекты. Поэтому, послав Сперанскому несколько заметок, он сам находил их мало существенными.

Одновременно он предлагал распределение должностей между избранными на сейме лицами, которых вполне и всех одобрял на основании полученных им сведений. Каким путем собирались эти сведения, и какие имелись в виду требования — не видно. Утверждены и те, кто избран только двумя и даже одним сословием из четырех. Пред Де-Геером, получившим голоса лишь двух сословий, Сперанский сыпал любезностями, сообщая ему об утверждении его в качестве члена, заведующего милицией, и убеждая не отказываться от этого назначения. Барклай-де-Толли с своей стороны давал особенную цену профессору Калониусу и усиленно просил об определении его на должность прокурора.

На этот раз мелкие генерал-губернаторские замечания были приняты по большей части во внимание, как видно из объяснений по каждому пункту, сообщенных Барклаю-де-Толли Сперанским [110]. Некоторые включены в самый проект, по другим обещано издание особых постановлений.

6-го августа последовало окончательное утверждение организации совета, регламент которого и препровожден к Генерал-Губернатору при особом рескрипте.

Регламент составлен и утвержден на французском языке под заглавием: Règlement de S. МlEmpereur Alexandre I, Autocrate de toutes les Russies, etc., etc., pour lorganisation du Conseil de Régence dans le Grand Duché de Finlande. В русском переводе новому Совету присвоено наименование Правительствующего. Мотивы учреждения изложены в нем так: «Между способами к утверждению блага Финляндии, учреждение места для главного управления представилось Нам главнейшею необходимостью.

Благосостояние края сего требовало, чтобы правительственные места провинций сосредоточивались в одном месте или в верховном судилище, которое могло бы ими управлять,