сохранять единство в началах, ограждать силу и действие закона, иметь бдение над отправлением правосудия, и дат благотворное движение распространению просвещения и успехам промышленности.

Регламент состоял из 57 параграфов, в 3-х отделениях. Права Совета определялись в главе III-й отделения 1-го, в §§ 15–18. Вот они:

Все до главного управления судебною частью и публичным хозяйством касающееся подлежит ведению Совета, с изъятием дел и предметов, решение коих, сообразно узаконениям, принадлежит непосредственно высочайшей власти. Таковы суть: назначение на высшие места, пожалование пенсионами, награды, определение в некоторые должности по части духовной, изъятия из законоположений, пожалование казенных имений и заводов, дозволение обмена казенных гейматов, и вообще все, что по существующим узаконениям от особенного и непосредственного повеления монаршего зависит.

Совет не может сам собою наложить новую подать или какой-либо другой сбор или же делать расходы, не определенные расписанием доходов и расходов, так как никакой чрезвычайный расход не может иметь места иначе, как только по особому Е. И. В-ва повелению.

Вообще никакие законодательные меры не могут исходить от Совета. Действия оного ограничиваются существующими узаконениями; возбраняется переменять, пояснять или еще менее уничтожать оные.

Совет может однако представлять на высочайшее усмотрение мнение свое о признаваемых оным нужными пояснениях в постановлениях или в узаконениях. Такие представления имеют быть следствием зрелого рассуждения и не будут действительны, доколе не удостоятся высочайшего утверждения.

Права и обязанности генерал-губернатора, как председателя Совета, определены в § 26. Из того, что было ему предоставлено Положением 19-го ноября 1808 г., не осталось ничего. Главнейшая его обязанность, сказано в этом параграфе, «в качестве председателя Совета состоит в попечении о скорейшем доставлении правосудия, о соблюдении законов и постановлений, и о приведении в исполнение высочайших повелений». В делах тяжебных ему не предоставлено власти судейской (§ 27), но принадлежит лишь «надзирать за надлежащим ходом оных и за правильным соблюдением судебного порядка». По делам уголовным (§ 28) «генерал-губернатор участвует в решении оных, как по существу» так и по производству дела. Далее следует упомянутая выше оговорка на случай равенства голосов. § 29 предоставляет генерал-губернатору «подписывать все исходящие бумаги по делам, по коим он лично председательствовал в Совете». Наконец § 30 говорит, что «на случай отсутствия генерал-губернатора, отношения его к Совету имеют быть определены особым постановлением». Этим исчерпываются все права высшего в крае русского правительственного лица. Хотя Сперанский и уверял Барклая, что начальство над полицией принадлежит ему по праву, как генерал-губернатору, однако оговорка об этом, бывшая первоначально в 29-м параграфе, уничтожена вовсе. В ней говорилось: dans les affaires administratives et surtout dans celles de police générale, le gouverneur général agira conformément à ses instructions particulières. В изданном регламенте её уже не было. Напротив, в исчислении предметов ведения экспедиции учредительной полиции хозяйственного департамента, на первом месте поставлено «сохранение, общего благочиния, тишины и безопасности вообще». Легко видеть, что это право низведено до величины, много меньшей против обещания Сперанского, а сам генерал-губернатор сделан бесправным наблюдателем в коллегии, ь которой он является одним из пятнадцати голосов.[111]

О прокуроре Совета, установления которого так настоятельно желал Барклай-де-Толли, сказано лишь, что он подчинен генерал-губернатору непосредственно (§ 27). Обязанность же его была: 1) иметь бдение, чтобы порядок и исправность в делопроизводстве были соблюдаемы и 2) чтобы чиновники Совета исполняли с точностью должности свои, и чтобы за неисправности их по Службе было взыскиваемо по строгости законов. [112]

Прочие параграфы заключали, известные уже из вышеизложенного, правила о составе Совета, порядке назначения членов[113] и других должностных лиц, а также распределение дел по департаментам и экспедициям и т. п. Совету предоставлено исходящие от него бумаги и решения писать от высочайшего имени. Мотивировалось это тем, что «Совет не может употреблять другой власти, кроме той, которая Е. И. Вел-вом высочайше оному предоставлена». В 24 § сказано об употреблении в Совете по делам частных лиц гербовой бумаги; в 25-м — о невзимании канцелярской пошлины.[114]

Относительно порядка издания законов ничего кроме указанного намека на пояснение в узаконениях (§ 18) не сказано. О сейме также ни в одном из параграфов нет упоминания. Ничего не сказано ни о языке делопроизводства, ни об отношениях к властям Империи. Регламент Совета представлял сплошную сеть «умолчаний», на которых, при желании, можно было строить какие угодно выводы. Во всяком случае, Маннергейм был прав, называя его скороспелым.

Новый устав был послан к генерал-губернатору при следующем рескрипте Императора Александра, на русском языке, от того же 6-го августа 1809 г.:

«Рассмотрев примечания, представленные вами на проект образования Совета в Финляндии, признал я справедливым разные статьи оных ввести в состав сего начертания, которое в сем виде и препровождаю к вам при сем для надлежащего исполнения.

«Местопребывание сего Совета впредь до дальнейшего усмотрения назначается в Або.

К составлению его утверждены мною все те чиновники, кои, согласно предназначению сейма были вами представлены.

На первое заведение всех нужных к установлению сему потребностей, дозволяю вам употребить из финляндских доходов до десяти тысяч рублей ассигнациями.

Я удостоверен, что зная всю необходимость и пользу сего установления, в благоразумной деятельности вашей не умедлите вы привести оное в действие, открыв заседание его по надлежащем всего изготовлении, с приличными важности места сего обрядами».

Выше было объяснено, что Барклай-де Толли не только не-признавал необходимости и пользы учрежденного теперь Совета, но и прямо возражал против него, находя его установление пагубным. Тем не менее, исполняя волю Государя, он занялся приготовлениями к его открытию. 20-го сентября, с 10-ти часов утра, в Або расставлены были войска в параде от дома, назначенного для заседаний Совета, мимо квартиры генерал-губернатора, до городской соборной церкви. В половине одиннадцатого собрались в этой квартире абоское городское начальство, знатнейшие из граждан, члены консисторий духовной и университетской, чиновники губернской канцелярии и абоского гофгерихта, члены нового Совета, а также все не бывшие в строю генералы и штаб-офицеры. По сообщении Барклаем-де-Толли собравшимся о предстоящем в тот день открытии Совета, все двинулись процессией в назначенном наперед порядке в соборную церковь при колокольном звоне и военной музыке. При входе в собор генерал-губернатор был встречен двумя пасторами, которые отвели его на особо приготовленное место. По произнесении проповеди и совершении богослужения, процессия с пушечной пальбой и при колокольном звоне отправилась тем же порядком в залу собраний Совета. Сюда был перенесен из Борго находившийся там на время сейма московский императорский трон. Все разместились в определенном порядке по правой и левой стороне трона. Генерал-губернатор, поместясь у подножия его, прочел речь, в которой кратко изложил ход учреждения