Императора Александра о возлагавшемся на него поручении. Нет надобности объяснять, что сам Алопеус принимал деятельное участие в составлении рескрипта. Ему вменялось в обязанность изыскать пути к заключению мира, впрочем мира почетного — une paix honorable. Те связи, которые установились за многие годы пребывания его в Швеции, давали повод ожидать, что русский уполномоченный сумеет распространить там убеждение в примирительных намерениях русского Государя. С этою целью Алопеусу повелевалось отправиться в Або, в главную квартиру армии, и пользоваться всеми случаями для внушения как правительству, так войску и народу шведскому, что Император Александр ничего более не желает, как положить скорее конец бедствиям войны. Впрочем, Алопеус обязывался старательно избегать всего, что могло дать повод предположить, что Россия имеет в мире настоятельную надобность.

Признавая самый естественный, как и самый законный, путь к достижению желаемой цели в словесном оповещении начальников неприятельских войск о том, что при русской армии находится особое для мирных переговоров лицо, Император Александр снабдил Алопеуса нужными на этот случай полномочиями.

В основание переговоров положены следующие условия:

«Вы предложите, — говорилось в рескрипте, conditio sine qua non, полную уступку Финляндии и совершенное отречение Швеции от всех прав на Великое Княжество. Это должно быть выражено самым явным, точным и определенным образом для включения в предстоящий договор.

«Границы обоих государств, определяемые на этом основании Ботническим заливом и рекою Торнео, должны быть означены со всевозможною точностью, дабы в корне устранить всякие рассуждения в будущем.

«Дабы предупредить неудобства смешанного подданства, следует постановить что шведы, владеющие недвижимостью в Финляндии и не желающие водвориться там и сделаться моими подданными, будут обязаны передать права владения (seront obligés de sen défaire). На это им предоставлен будет трехлетний срок.

«Если шведское правительство будет настаивать на каких-нибудь преимуществах в торговле с Финляндией, необходимых вероятно главным образом для продовольствия Стокгольма, вы не должны делать затруднений в предоставлении таковых, с тем однако ограничением, что если существенные причины вызовут в чем-либо запрещение вывоза, Швеция не должна будет требовать изъятий.

«Вы твердо будете настаивать на закрытии всех шведских портов для английских кораблей, как военных, так и торговых, и на полном согласии Швеции с мерами северных держав, в отношении закрытия Балтийского моря. Если шведское правительство встретит к этому очень большие затруднения, вы сделаете уступки лишь для шведских портов по Каттегату, и то в виде только умолчания о них.

«Не даю вам подробных указаний по предметам меньшей важности или этикета, напр. о салютах в море и т. п.; в этом отношении вы будете держаться постановлений прежних трактатов.

«Сколь ни считаю я своим долгом ускорить миром, я не заключу его однако без внимания к моим союзникам. Поэтому полное прекращение враждебных действий между Данией и Швецией должно составить одну из главнейших статей договора, возлагаемого на вашу обязанность. Преимущества, кои имеют быть предоставлены Дании, будут зависеть от успехов её оружия; но если бы таковые не были достигнуты, вы приложите старание к тому, чтобы в основу трактата между обоими государствами положено было status quo ante bellum.

«Вы уполномочиваетесь также договориться и о полном прекращении военных действий между Францией и Швецией. Если шведское правительство согласится возобновить с Францией прежние дипломатические и торговые сношения, я обязываюсь приложить с своей стороны посредничество к тому, чтобы Швеция получила обратно Померанию и остров Рюген».

С таким поручением прибыл Алопеус 24-го февраля в Або. Ему не пришлось долго искать предуказанных Александром Павловичем путей: сама судьба вела их ему навстречу. 1-го марта произошла в Стокгольме известная катастрофа с Густавом IV, и в главную русскую квартиру понеслись гонцы с уверениями в добрых чувствах нового правительства и с предложениями мира. Но первая попытка, как выше было указано, разбилась об энергию Аракчеева. За первой не замедлила последовать вторая, когда русские войска вступили уже на шведскую землю, и она разрешилась, напротив, вполне по-видимому благоприятно для шведов: Кнорринг стремительно отозвал геройские отряды Кульнева и Барклая.

Переговоров при этом собственно никаких не было. Все дело заключалось в обмене двух писем, очень коротких по форме, но крупных по содержанию. Командовавший шведским отрядом, отступавшим пред Кульневым и Багратионом, генерал Дёббельн, обратился к Кноррингу с заявлением о наклонности регента окончить войну с Россией. Но при этом вводилось условие «чтобы ни один русский отряд не ставил ноги на шведскую землю». Дёббельн выражал намерение прислать на завтра своего адъютанта для приготовления квартир будущим уполномоченным, и просил для него паспорта. Вместе с тем поручал вниманию Кнорринга накануне захваченный Кульневым шведский отряд.

Весь тон письма носил отпечаток небрежно товарищеский и, при официальном своем характере, никак не соответствовал тому требованию известного почтения, каким младший отрядный генерал обязан главнокомандующему, хотя бы и неприятельскому. Такое нарушение приличий можно извинить разве паническим страхом, который нагнало на шведов движение корпуса Багратиона. Действительно, в этот самый день, 7-го марта, лихие уральцы Кульнева уже взошли на шведский берег и заняли Гриссельгам. Барклай шел по льдам Кваркена. Русские готовились пожать лавры и увенчать ими свои тяжелые подвиги. Но, увы! главнокомандующий Кнорринг был чужой для русского чувства. Он не поставил Дёббельна на его место, а поспешил оказать ему предупредительность, возможную со стороны не победителя, а побежденного.

«Спешу препроводить в. пр-ву желаемый вами паспорт для гр. Левенгиельма, — писал Кнорринг Дёббельну того же 7-го (19) марта. Цель его приезда мне лично (en mon particulier) слишком приятна для того, чтобы я не ожидал его с удовольствием. Прошу вас, генерал, разъясните ему, что он найдет меня в доме Иомалаского пастора». — Русский главнокомандующий так глядел на себя и свое положение, что не надеялся, чтобы шведский офицер мог найти его квартиру иначе, как по адресу пастора… — «Намерение его высочества регента прислать к нам уполномоченных для переговоров о мире совершенно отвечает нашим желаниям. Я не могу дать лучшего тому доказательства от имени Государя, как послав с вашим же парламентером к генералу, командующему авангардом, подошедшим уже сегодня в окрестности Гриссельгама, приказание тотчас же идти назад (de rebrousser chemin sur le champ.). Препровождаю вам такой же приказ для командующего вазаским корпусом, с тем, чтобы он перешел обратно Кваркен, о чем посылаю приказание и чрез Вазу».

Известно, как принял Император Александр такие действия своего главнокомандующего и такое исполнение монаршей воли.

Между тем герцог Карл послал в Петербург своего адъютанта Спальдинга с извещением о происшедшем в Стокгольме перевороте, и с выражением желания своего правительства заключить с Россией перемирие на неопределенное время; затем прислан будет в Петербург уполномоченный