Он явно выделялся.

Еще только разворачивая листок, Крёнер понял: больше Петра не распоряжается ни своей жизнью, ни жизнью Герхарта. Быстро прочитав небольшой текст — он помнил наизусть каждое слово, — он осознал: с тех пор как он видел его в последний раз, прошла целая вечность. Этот листок бумаги не давал покоя ему и еще двум людям на протяжении большей части их сознательной жизни.

Усмехнувшись, Крёнер аккуратно сложил бумагу и положил во внутренний карман; недолго поглазев на диск номеронабирателя, он снял телефонную трубку. Прошло не меньше минуты, прежде чем на его звонок ответила запыхавшаяся женщина.

— Добрый вечер, фрау Биллингер, это Ханс Шмидт.

Привычным движением сложив нож, он убрал его в карман.

— Вы не подскажете, Петра Вагнер сегодня приходила?

Фрау Биллингер была из тех медсестер, кто работал в больнице Святой Урсулы дольше остальных. Если она не сидела у себя в кабинете, то, как правило, спускалась на кухню, заваривала чай с мятой и брела в гостиную в крыле А. Там стоял самый новый телевизор, а стулья покрыты чехлами, чтобы обивка не провоняла мочой. Садясь на стул и погружаясь в телесериалы, она часто забывала, что у нее есть собственный дом.

— Петра Вагнер? Нет, а с чего бы? Насколько я знаю, вы увезли Эриха Блуменфельда к Герману Мюллеру. Верно ведь?

— Да, но Петра Вагнер об этом не знает.

— Вот как.

Крёнер мог представить ее задумчивое, лоснящееся лицо.

— Тогда даже как-то странно, да? Уже шесть часов. Она уже должна была прийти. А почему вы спрашиваете? Что-то случилось?

— Вовсе нет, я хотел ей кое-что предложить.

— Предложить? Что же, герр Шмидт? Если думаете, что у вас получится уговорить ее поработать у нас в больнице, то вы ошибаетесь. Ей на нынешнем месте гораздо лучше платят.

— Верно, фрау Биллингер. Верно. Будьте так любезны, позвоните мне домой, когда она появится. Буду вам благодарен. Мне бы очень хотелось, чтобы вы позвонили сразу же, как только она придет. Хорошо, фрау Биллингер?

Как правило, молчание на другом конце провода подтверждало согласие фрау Биллингер.

— И еще кое-что, фрау Биллингер. Мне бы очень хотелось, чтобы она не убежала сразу же, как только увидит, что Эриха Блуменфельда забрали на выходные. Пусть кто-нибудь из медсестер купит пирожных. Я оплачу. Угостите ее чаем, а мы постараемся приехать как можно скорее. Только не забудьте сразу же позвонить, когда она придет.

— Ух! — Радость фрау Биллингер была заметна даже по телефону. — Как интересно. Люблю пирожные и секреты.

Разговор, если его можно так назвать, вышел короткий. Осторожно подняв голову, Герхарт перестал считать и посмотрел на Андреа. Морщась, она стояла посреди гостиной. Очевидно, ее застали врасплох. Редкий случай. В молодости она была бдительнее. Она громко выругалась. Герхарт вжался в спинку стула.

Кое-кто за это поплатится.

— Чертова сука! — послышался ее крик. На мгновение ее фигура скрылась за двойными дверьми. — Вот сука чертова! — раздалось снова.

Потом наступила тишина, и Герхарт опять принялся считать гипсовые розетки на штукатурке. Вскоре Андреа, надев тапочки, спокойно вошла в гостиную, взяла Герхарта под руку и увела на кухню.

Он тихо сидел под люстрой и слушал недовольное бормотание, пока не вернулся ее муж. Взгляд Герхарта расплылся. Он пытался пропускать через себя поток слов, не замечая их.

— Арно фон дер Лейен! Я его видел! — чуть ли не кричал Штих. — Ну и ну! Как Ланкау и рассказывал, говорил он по-английски. Вот это да! Я чуть в обморок не упал, когда он представился Брайаном Андервудом Скоттом. Этого даже Ланкау не знает. Вот так имя!

Штих хотел было засмеяться, но сдержался и прокашлялся.

— Придурок! Что тут еще скажешь! Брайан Андервуд Скотт!

Вдруг Штих замолчал, изменился в лице и заговорил тише — слышно его было плохо.

— Мы поговорили. Он сказал: «Excuse me», даже не догадываясь, кто я такой.

Он нежно потрепал жену по щеке:

— Андреа, он не знал, кто я такой! Храни тебя Бог! Ты же уговорила меня изменить внешность! Да, слыхала бы ты его!

Он сел, снова прокашлялся и запыхтел от напряжения — и от нахлынувших эмоций, и после подъема в квартиру по лестнице.

— Андреа, мы с ним договорились встретиться меньше чем через два часа. — Он улыбнулся ей. — Он думает, что придет к нам на ужин. В половину девятого мы встречаемся на Ленгенхардштрассе, четырнадцать. Бог его знает, кто там живет.

Засмеявшись, он снял один ботинок.

— Этого Арно фон дер Лейен никогда не узнает. Мы с тобой об этом позаботимся — правда, Андреа? Я ему посоветовал идти через Штадтгартен.

— Она звонила.

Осторожно проговорив это, Андреа чуть отступила — так, чтобы между ней и ее мужем сидел Герхарт Пойкерт. Выронив второй ботинок, Петер Штих посмотрел ей прямо в глаза:

— Петра Вагнер?

Открыв глаза, Герхарт стал недоуменно оглядываться, пока не заметил горошины на фартуке Андреа. Начав под кармашком, он стал терпеливо их пересчитывать — слева направо, сверху вниз. Взгляд Герхарта скользил с одной горошины на другую.

— Да, она звонила десять минут назад, спрашивала тебя.

— И…

— И бросила трубку, когда я сказала, что тебя нет дома.

— Идиотка! — рявкнул он, хватая только что снятый ботинок. — Какая же ты идиотка!

Пытаясь отодвинуться назад, Андреа наткнулась поясницей на край кухонного стола. Для Герхарта горошины съехали. Порой Штих бил очень хлестко. Когда их с женой взгляды встретились, он замер, а затем опустил руку.

— Дура, ты ведь знаешь, что Крёнер ее ищет!

Даже если бы Герхарт Пойкерт был начеку, он не смог бы увернуться от удара Штиха. Ботинок был старым, на нем много раз меняли подметки. И тяжелым, а висок Герхарта — совсем голым. На мгновение у него потемнело в глазах. Когда он пришел в себя, стоящий над ним человек продолжал его лупить.

— Это все ты виноват! — проорал он и снова ударил. — Ты и твой проклятый английский пес! «Excuse me, excuse me!» Неприятностей он нам не добавит. Их нам и с тобой хватает!

Ударив в последний раз, он уронил ботинок и вышел из кухни. Забившаяся в угол Андреа взяла пару чашек и пошла в гостиную, будто ничего и не произошло. Герхарт неподвижно лежал, опираясь затылком о дверцу шкафа, не дотрагиваясь до места удара. Он подергал сначала одной лодыжкой, затем другой и стал медленно напрягать все мышцы тела, одну за другой. Когда Андреа вернулась за кофе, она неразборчиво что-то пробормотала и, проходя мимо, раздраженно пнула его ногу. Едва осознав боль, он ошарашенно перевел на нее взгляд.