– Неужели, сир? – спокойно ответствовал Ваймс.

– О да. Мы – единственные, кто знает, как заставить мир крутиться. Видишь ли, единственное, что хорошо получается у хороших людей, – это ниспровергать плохих. Нельзя не признать, в этом вы специалисты. Сегодня звонят во все колокола и сбрасывают с трона злого тирана, а назавтра кто-то уже сидит и жалуется, что теперь, после того как сбросили тирана, никто не выносит мусор. Потому что плохие люди умеют ПЛАНИРОВАТЬ. Это, можно сказать, неотъемлемое их свойство. У любого злого тирана есть план, как управлять миром. А хорошим людям, похоже, этим мастерством никогда не овладеть.

– Может быть. Но во всем остальном вы заблуждаетесь! – воскликнул Ваймс. – Это все из-за того, что люди боятся, и от одиночества…

Фраза повисла в воздухе. Даже для него самого это прозвучало как-то пусто. Наконец Ваймс пожал плечами.

– Они просто люди, – закончил он. – И поступают так, как свойственно простым людям, сир.

Лорд Витинари ответил дружеской улыбкой.

– Разумеется, разумеется, – согласился он. – Тебе, наверное, надо в это верить. Иначе ты сойдешь с ума. Тебе покажется, что ты стоишь на мостике толщиной с волосинку над самыми сводами преисподней. Иначе существование превратится в черную муку, и надеяться останется лишь на то, что жизнь прекратится хотя бы после смерти. Я вполне тебя понимаю.

Он окинул взглядом стол и вздохнул.

– А сейчас, – продолжил он, – нам предстоит много работы. Увы, бедняга Воунз был хорошим слугой, но никудышным хозяином. Так что можешь идти. Выспись как следует. О, и завтра приведи своих людей. Город должен выразить им свою благодарность.

– Что-что? – переспросил Ваймс. Патриций бросил взгляд на длинный список дел. В его голосе вновь зазвучали отстраненные нотки, свойственные человеку, который организует, планирует и контролирует.

– Выразить благодарность, – повторил он. – После всякого победоносного освобождения должны быть свои герои. Тогда все поймут, что все прошло как положено.

Он посмотрел на Ваймса поверх списка.

– Таков естественный порядок вещей, – объяснил он.

Через несколько секунд, сделав несколько пометок карандашом на лежащей перед ним бумаге, он вновь поднял взгляд.

– Я сказал, – произнес он, – что ты можешь идти.

Ваймс еще немного постоял у двери.

– Вы действительно во все это верите, сир? – спросил он. – Насчет бесконечного зла и черной пустоты?

– Действительно, действительно, – патриций перевернул страницу. – Это единственно возможное логическое заключение.

– И все же вы каждое утро встаете с постели, сир?

– М-м-м-м? Да? Это ты к чему?

– Мне просто хотелось бы знать, ПОЧЕМУ, сир.

– О, Ваймс, уйдешь ты наконец или нет? Вот молодец…

По темной, продуваемой сквозняками пещере, вырубленной в самом сердце дворца, проковылял библиотекарь. Забравшись на остатки незадачливых драконьих сокровищ, он склонился над неловко изогнутым телом Воунза.

Потом очень осторожно протянул руку и вытащил из стынущих пальцев «О Призывании Драконов». Сдул с книги пыль. Он обращался с ней нежно, как будто с испуганным ребенком.

Библиотекарь собрался было спуститься с сокровищ, но что-то еще привлекло его внимание. Вновь наклонившись, он осторожно вытянул из груды поблескивающих побрякушек еще одну книгу. Это была не его книга – разве что в общем смысле, в котором под сферу его юрисдикции подпадали вообще все книги в этом мире. Библиотекарь осторожно перевернул несколько страниц.

– Прихвати ее с собой, – раздался сзади голос Ваймса. – Унеси ее отсюда. И спрячь куда-нибудь подальше.

Орангутан кивнул и под бряканье осыпающихся побрякушек спустился с груды сокровищ. Мягко похлопав Ваймса по коленной чашечке, он открыл «О Призывании Драконов», некоторое время листал скукоженные и осыпающиеся страницы в поисках нужной, после чего молча передал книгу Ваймсу.

Щурясь от напряжения, тот принялся разбирать коряво нацарапанные строчки.

«И все же драконы, гаварю я, не па падобию идинорогов сатпворены. Абитпают они в ниведомом Краю – а в каком, зависет от чиловеческих Ваабражения и Хатения. Патаму каждый рас, кагда кто-то призывает их и указывает им дарогу в этот мир, он вызывает сваего собственого дракона.

Патому мыслю я, что ежели Дракона Силы вызавет Чистый Сердцем, то сатворит благо. И виликое это дело начнется сегодня ночью. Все гатово. Я трудился, не пакладая рук, дабы стать дастойным сасудом…»

«Край Воображения, – подумал Ваймс. – Вот, значит, куда они ушли. В воображение людей. И, вызывая их, мы придаем им форму. Это как выдавливание теста в формочки. Только в результате получаются не имбирные пряники, а то, что ты есть. Твой собственный мрак, обретший форму…»

Ваймс перечитал строки еще раз и заглянул на следующие страницы.

Их было немного. Оставшаяся часть книги представляла собой спекшуюся массу.

Ваймс вернул книгу библиотекарю.

– Что за человек был этот де Малахит? – поинтересовался он.

Библиотекарь погрузился в размышления, естественные для существа, знающего «Беографический Славарь Города» наизусть. Потом пожал плечами.

– Какой-то особенно святой?

Орангутан отрицательно покачал головой.

– Тогда, может, особенно злобный?

Библиотекарь опять пожал плечами и качнул головой.

– Будь я на твоем месте, – посоветовал Ваймс, – то засунул бы эту книгу куда-нибудь подальше. А заодно и сборник «Законов и Пастановлений». Они чертовски опасны.

– У-ук.

Ваймс потянулся.

– А теперь, – произнес он, – пойдем-ка опрокинем по маленькой.

– У-ук.

– Но только по маленькой.

– У-ук.

– И ты за себя платишь.

– И-ик.

Остановившись, Ваймс вгляделся в большое мягкое лицо.

– Скажи, – задумчиво спросил он, – я давно хотел узнать… так лучше, быть орангутаном?

Библиотекарь задумался.

– У-ук, – ответил он.

– О! Надо же.

И вот настал следующий день. Зал от стены до стены забили высокие гражданские сановники.

Патриций, окруженный членами городского совета, восседал в своем суровом кресле. Все присутствующие улыбались восковыми улыбками людей, согбенных от беспрерывных усилий на поприще добрых дел.

Госпожа Сибилла Овнец восседала отдельно, облаченная в несколько акров черного бархата. На пальцах, шее и кудрях сегодняшнего парика поблескивали наследственные овнецские украшения. Общее впечатление было умопомрачительным, такое же мог бы произвести глобус с изображением рая.