Ганна отпустила руки Степана и открыла глаза. У Степана сжалось сердце, в глазах матери стояла боль и вообще казалось, что она находится не здесь. Это состояние быстро ушло. Она прижала к груди голову Степана и, гладя по волосам, тихо сказала:

— Не бойся, сынок, тебе плохо, а будет еще хуже, но потом все станет хорошо. Хорошие у тебя жены, сынок, и дети у тебя тоже хорошие. Ты посмотри на сыновей, им всего-то по десять лет, а они уже настоящие мужчины, сильные и добрые, на них уже сейчас можно положиться, а девочки! Счастливый ты человек! Ни на минуту не забывай, что ты очень нужен семье, без тебя им будет плохо и из детей вряд ли выйдет то, что ты хочешь, поэтому собери все силы и борись, а мы тебе поможем. Я приготовила отвар, сейчас он настаивается и к вечеру будет готов, будешь понемногу пить его, болезнь он не вылечит и даже не остановит, но тебе станет легче остальное у тебя впереди, а теперь идем за стол, а то еда стынет и все заждались. Ганна взяла Степана под мышки, чтобы помочь ему встать, но тут же подскочили внуки и, вежливо отстранив бабушку, помогли отцу добраться до стола и усадили его во главе.

После обеда сыновья отвели отца в дом и уложили на кровать. Но даже от этих физических усилий Степан быстро уставал, хотелось спать, но боль в груди и учащенное дыхание не позволяли. Вечером пришла Ганна с отваром в котелке, позвала к Степану Наталью и Галю и показала им, как нужно поить отваром. Дело несложное, но Степан вряд ли мог бы справиться сам, а пить его надо было через каждые два часа по глотку. Наталья и Галя решили установить очередность между собой, что вызвало недовольство мальчишек, которые настаивали, чтобы и они на равных принимали участие в этом. В конце концов пришли к компромиссу — мальчики участвуют в дневных и вечерних дежурствах, а в ночных — исключительно женщины.

Выпив положенный глоток отвара, Степан вскоре уснул. Так прошло несколько дней. Здоровье Степана ухудшалось с каждым днем, хриплое дыхание сопровождалось изнуряющим кашлем, из-за слабости он практически не вставал с кровати, а если вставал, то только с помощью сыновей.

Благодаря отвару Степан относительно легко переносил болезнь, но жизнь с каждым днем уходила. Настал день, когда Степан не проснулся, точнее, он не спал, иногда открывал глаза, но никого и ничего не узнавал, речь стала бессвязной и бессмысленной. Пришла Ганна и застала картину, две женщины, обнявшись, стояли у ложа своего супруга понурив головы от беспомощности. Ганна взяла женщин за руки и глядя им в глаза решительно сказала:

— Надо взять себя в руки, сегодня будет очень трудная ночь, у Степана наступил кризис. Я заберу детей к себе, ни к чему им все это видеть, а вы останетесь со Степой. Что вы будете делать, как все произойдет, мне неведомо, это узнаешь ты, Наталья, я знаю только, что не должен никто, кроме вас, присутствовать, в том числе и я, только вы и Степан, теперь от вас одних зависит его жизнь. Я должна предупредить, что это будет очень тяжело и опасно как для Степана, так и для вас, если получится, будете все живы, нет… Вы можете отказаться, пусть все идет, как идет, в конце концов, у вас маленькие дети и их вам растить, только что будет со Степаном, неизвестно. Я думаю, на этом настаивал бы Степан, но сейчас он…

Наталья и Галя не дали ей договорить. «Мы сделаем все что надо», — в один голос сказали обе.

На глаза Ганны навернулись слезы, она обняла женщин.

— Это очень важное решение. Утром на рассвете я приду и принесу отвар, дай бог, чтобы он понадобился. — Увидев слезы на глазах у женщин, сурово сказала:

— Не ревите, соберитесь и ни о чем плохом не думайте. Все будет хорошо! Степану нужна будет ваша жизненная сила, вас обеих, одной недостаточно. Ну все, уже темнеет, я забираю к себе ребят и, а вы остаетесь. Девочки захныкали: «Мы хотим остаться с мамами и папой», но мальчишки тихонько стали их уговаривать, объясняя, что им необходимо уйти, чтобы не мешать мамам лечить папу, а завтра мы все здесь встретимся. В конце концов девочки перестали капризничать и взявшись за руки братьев, вчетвером пошли по дороге. Мальчики шли по бокам, а девочки в середине, слезы уже высохли, сестрички живо о чем-то разговаривали, смеясь, дергая братьев за руки. Мальчики шли молча, глядя прямо перед собой. Наталья и Галя с печалью и слезами смотрели им вслед.

В доме стало тихо, только слышно было хриплое дыхание Степана. Женщины сидели с обеих сторон кровати и, едва сдерживая рыдания, смотрели на лежащего перед ними мужчину с измождённым лицом, весьма отдаленно напоминавшего их Степу, видели, как постепенно, быстро и неумолимо жизнь покидает их любимого и очень дорогого человека.

Внезапно Наталья встала, прошла в другую комнату и вернулась с тремя свечами. Молча установила их на столе у изголовья, зажгла, выключила электрический свет и села на свое место. Удивленная и слегка испуганная Галя робко спросила:

— Зачем ты это сделала?

— Не знаю, так надо.

Галя хотела еще что-то спросить, но передумала. Женщины сидели молча, с тревогой глядя на лицо Степана, полумрак и едва колеблющийся свет свечей, меняли его выражение, и оно жило своей непонятной и пугающей жизнью. Постепенно дыхание стало тихим и почти незаметным. Наталья взяла руку Степана в свои, она была бледная и холодная. Галя последовала примеру матери и отчаянно вскрикнула:

— Мама, она холодная, он не дышит. Степа умер!

— Прекрати, он жив! Раздевайся.

— Как? — опешила Галя.

— Догола, и я тоже.

Наталья сняла с себя всю одежду, подождала, пока разденется Галя.

— Давай осторожно разденем Степу, теперь повернем его на правый бок. Я подержу Степу, а ты ложись на бок рядом с ним со стороны спины, обними его и прижмись к нему всем телом, как можно плотнее.

Галя беспрекословно выполнила все приказания матери. Тело ее дрожало мелкой дрожью, не столько от холода, сколько от ужаса осознания, что обнимает мертвого несмотря на то, что это был