домам, где всякий из них старался решить королевские загадки. Но сколько ни старались, труд их был тщетен, ибо они совсем были мыслям человеческим не объемлемы. Наконец, принуждены были они опять собираться во дворец с извинением, что не успели в решении оных. Король, услышав их извинения, весьма рассердился, но они ему отвечали: «В<аше> В<еличество>, сих загадок никто не может решить, кроме Гандана» (так было имя одного философа, которого король весьма любил). Вспомня о том философе, король тотчас призвал его и предложил ему те же загадки, требуя от него исполнения. Сей философ, сколь ни был остроумен, однако ж не мог сего узнать. Он испросил на сие у короля сроку и поехал в загородный замок, дабы там с своими мыслями лучше мог посоветовать. И, отъехав несколько верст, он был остановлен одним мельником, который просил его неотступно заехать к нему. Философ на сие ответствовал: «Не беспокой меня теперь, пожалуй, я нахожусь весьма в глубоких мыслях». — «Ах, милостивый государь! — вскричал мельник, — объявите мне оные, может быть, я вам подам некоторую в том помощь». Гандан из одного только любопытства вознамерился ему оные открыть, но мельник лишь только услышал от него причину его глубокомыслия, то и сказал: «Если вам королевские загадки кажутся к истолкованию невозможными, то позвольте мне завтра ехать во дворец с решением оных». Философ, сколько ни был обременен задумчивостью, однако ж при сих словах не мог удержаться от смеха. «Возможно ли, — вскричал он, — чтобы такой незнающий человек, как ты, мог отваживаться на столь трудные решения, когда уже я, просвещен будучи науками и довольно обращающийся в свете, не без затруднения к оным приступаю и сомневаюсь в успехе решения, хотя мои уши более наслышаны науками, нежели как твои, кои, кроме шуму вод, ни к чему не привычны!» — «Не сомневайтесь, — вскричал мельник, — чтоб я сего сделать не мог. Я вас уверяю, — продолжал он, — что король, выслушав мои слова, будет оными весьма доволен». Наконец, многими своими просьбами получил мельник от философа дозволения ехать во дворец.

Наутро мельник, надев на себя философское платье, которое он ему оставил, поехал во дворец. Королю нетрудно было почесть его за своего любимца, ибо мельник весьма был похож на него. Он, увидев мнимого Гандана, с радостным восторгом спросил его: «Исполнил ли приказание?» — «Исполнил, В<аше> В<еличество>», — отвечал мельник. — «Ну, так много ли ж на небе звезд?» — спросил король. «Пятьсот тысяч», — отвечал он. «Как, столь мало?» — спросил король с удивлением. «В<аше> В<еличество>, ежели сомневаетесь, то извольте принять труд сами пересчитать». Король, зная, что звезд на небе ему считать нельзя, поверил словам мнимого философа. «Сколько ж глубоко море?» — «Шестьсот тысяч сажен», — отвечал мельник. Король и тут немало сомневался, но мельник, видя оное, сказал также, что ежели и сему не верят, то освидетельствовал бы сам. «Однако ж, — говорил король, — оставим сие, но скажи, что у меня теперь на уме?» — «В<аше> В<еличество>, — отвечал он, — вы почитаете меня за философа, но я действительно с мельницы мельник». Сия выдумка столь королю понравилась, что он приказал дать угадчику в награждение немалую сумму денег. Итак, мельник, получа оную, оставил свое художество, начал жить в сем городе.

42

Два приятеля

Некогда были такие два молодца, что хотя самый прекрасный день, но один говорит: «На дворе дождь», а другой закричит: «Какой дождь — снег!» Если один скажет: «Я имею такую вещь, что во всем городе подобной не сыщешь», а другой подтвердит: «Не довольно во всем городе, но и в целом свете такой нет».

В одно время вознамерились они путешествовать до тех пор, пока не найдут хорошего для себя места, что и исполнили таким образом. Отошед несколько верст от города, пришли они в одну деревню, в коей господин говорил всем своим крестьянам, ежели кто из них принудит его сказать: «Неправда», то тот получит от него самое лучшее место при его доме. Но путешественникам нашим нетрудно было сего исполнить, ибо один умел хорошо лгать, а другой лучше того подлыгать. Итак, первый из сих начал следующими словами: «Мой батюшка имел такую капусту, что во время дождя мог целый эскадрон под одним листком оной укрыться». — «Это не диковинка», — отвечал господин, поелику если б не так сказал, то б должен был исполнить свое обещание. «Нет, а как я вам, сударь, что скажу, — прервал речь другой, — мой батюшка был страстный охотник до пчел, коих и имел у себя около пятидесяти ульев, они были все у меня под смотрением. Некогда пропала из них одна пчела. Отец, узнав о сем, согнал меня со двора, приказывая непременно сыскать пчелу. Я, заплакав, пошел в лес, но в каком же был тогда удивлении, когда увидел пчелу, сражающуюся с волками такою храбростию, что в короткое время победила она волков с пятьдесят. Я хотел было поймать свою пчелу, но она, сев мне на нос, столь сильно ужалила, что у меня нос отвалился, а на месте оного вырос вот другой». Господин, слушав довольно сию ложь, в забытии своего условия, сказал: «Неправда!» И лишь только выпустил он сие из своих уст, то два путешественника просили, дабы исполнил он свое обещание. Господин не мог уже от сего отговориться, почему производил последнему по сту рублей в каждый год жалованья.

СТАРАЯ ПОГУДКА (1794—1795)

43

Сказка о Василье-королевиче

В некотором царстве, в некотором государстве жил король с королевою, у которых был тридцать один сын, в один рост, в один голос и на одно лицо. Как они пришли в совершенный возраст, то начали все проситься у своих родителей, чтобы позволили им поехать в иные королевства посмотреть, как цари с царями съезжаются и короли с королями видятся. Король, родитель их, отпустил детей своих, дав им благословение. Они оседлали добрых коней, съезжали с широка двора и ехали долгое время путем-дорогою, наконец приехали к забору, у того забора стоял тридцать один столб, у тех столбов тридцать колец серебряных, а одно железное. Братья слезли со своих добрых коней и стали между собою спорить, кому привязать коня к железному кольцу. «Не шумите, братцы, — говорил им Василий-королевич, — я привяжу своего коня к железному кольцу». И таким образом