сбились в большие кучи. Зажатый между островом и материком, персидский флот не мог использовать свой численный перевес. Персидские корабли мешали друг другу, зато греки действовали слаженно и без помех. Первое вражеское судно было захвачено афинским триерархом Ликомедом, вскоре его почин подхватили и другие эллины.

Командующий флотом ионийских эллинов Ариабигн решил личным примером вдохнуть мужество в своих воинов и приказал кормчему направить корабль в гущу битвы. Стоя на палубе, брат Ксеркса расстреливал из лука вражеских гребцов и воинов, а когда корабли сближались, метал в греков дротики. Когда Ариабигн увидел, что прямо на них идет афинская триера, то велел кормчему развернуть корабль и самим атаковать неприятеля. Два судна столкнулись и сцепились таранами, но командующий не растерялся, выхватил из ножен акинак и повел своих людей на захват вражеского корабля. Ариабигн спрыгнул на палубу триеры, но двое гоплитов ударили перса копьями и сбросили в море. Это были начавший битву триерарх Аминий и его земляк, воин по имени Сокл. Тело персидского военачальника осталось плавать среди обломков, а триера, освободив таран, вновь атаковала ионийского флагмана и потопила его.

Лишившись командующего, малоазийские греки продолжали храбро сражаться. Особенно отличились командиры триер с острова Самос – Феоместор и Филак. Ксеркс был настолько восхищен их доблестью, что сделал Феоместора тираном Самоса, а Филаку пожаловал земельные владения и назвал «благодетелем»[72] царя. Впрочем, в этот день храбро сражался весь флот царя, другое дело, что условия, в которых оказались персы, не позволили им продемонстрировать перед владыкой все, на что они были способны.

Ксеркс сидел на троне и внимательно следил за тем, что происходило в проливе. Когда кто-либо из командиров кораблей персидского флота совершал искусный маневр и удачно атаковал вражеское судно, царь подробно расспрашивал о нем, а писцы записывали имя героя, имя его отца и город, из которого он был родом. Неожиданно перед царем предстала группа командиров финикийских кораблей, обратившихся к Ксерксу с просьбой наказать ионийцев. Эти люди обвиняли малоазийских греков в измене и утверждали, что из-за них они потеряли свои корабли. Ксеркс нахмурился и хотел было распорядиться, чтобы после битвы к нему доставили всех ионийских военачальников, но в этот момент стоявший рядом знатный перс Ариарамн обратил внимание царя на жаркую схватку между самофракийским кораблем и афинской триерой. Посмотреть действительно было на что. Самофракийцы протаранили вражеское судно, и оно пошло ко дну, но в этот момент им самим пробила борт греческая триера. Однако командир самофракийцев не растерялся, а велел забросать противника дротиками, после чего повел своих людей на вражеский корабль. В рукопашной схватке все греки были перебиты или сброшены за борт, а их триера оказалась захвачена. Корабли самофракийцев входили в состав флота ионических греков, и Ариарамн об этом напомнил Ксерксу. Царь сразу же указал рукой на стоявших у трона финикийских командиров и велел отрубить им головы, поскольку они возводят клевету на храбрецов. Хотят свои просчеты свалить на других людей. Умоляющих о милости финикийцев увели, а Ксеркс вновь сосредоточил свое внимание на битве.

Персы, зная о том, что царь за ними наблюдает, бились доблестно, но ничего не могли противопоставить мощнейшему натиску греков. Против царских воинов и моряков было все – и место, где происходило сражение, и сама конструкция их кораблей, и даже то, Ксеркс решил посмотреть сражение. В любом другом случае Ахемен просто вывел бы свои корабли из боя, перегруппировал и действовал исходя из сложившейся обстановки. А в сложившейся ситуации он просто не мог это сделать, поскольку любой маневр, связанный с отступлением, его царственный брат расценил бы как трусость. Со всеми вытекающими из этого последствиями. Махнув на все рукой, Ахемен самоустранился от руководства и принял участие в битве. Все равно, пока царственный брат взирает с золотого трона за побоищем на море, много не накомандуешь…

Бой продолжался. Узкий Саламинский пролив был загроможден сражающимися кораблями и корпусами разбитых судов, тысячи людей, оказавшихся в воде, хватались за деревянные обломки и плыли к берегу. Будучи искусными пловцами, эллины благополучно достигали Саламина и Пситталии, где находили спасение. Персы же в большинстве своем плавать не умели, и поэтому немало их утонуло, а те, которые добрались до Пситталии, были перебиты воинами Аристида. Наконец финикийские и кипрские флоты не устояли под напором греков и стали медленно выходить из боя, двигаясь задним ходом к выходу из злосчастного пролива. Но вражеские триеры продолжали их атаковать и бить таранами в борта финикийских и кипрских судов. Несмотря на то что сам Ксеркс наблюдал за битвой, многие командиры финикийской эскадры приказали спешно разворачивать корабли и стали быстро покидать место сражения. Но тем самым еще больше усугубили ситуацию.

Увидев отступление киприотов и финикийцев, командующие киликийскими, ликийскими и памфилийскими кораблями решили, что пришло их время вступить в бой, и повели свои эскадры в пролив. В итоге два отряда столкнулись. Корабли налетали один на другой, ломали весла, цеплялись снастями. Возникшей сумятицей вновь воспользовались греческие триерархи, в очередной раз усилив натиск. Царица Галикарнаса Артемисия, увидев, что шансов на победу уже нет, а ее корабль атакует афинская триера, велела кормчему править к выходу из пролива. Корабль царицы устремился назад, но впереди находились другие царские суда, закрывавшие путь к отступлению. А вражеская триера приближалась. И тогда насмерть перепуганная женщина, чтобы выбраться из ловушки, велела таранить ближайший персидский корабль, на котором находился царь города Калинда Дамасифим. Удар тараном был нанесен настолько точно и сильно, что корабль калиндян сразу же пошел ко дну, вместе с царем, воинами и гребцами. Не выжил никто.

Аминий, командир триеры, преследовавший Артемисию, очень удивился, увидев, как один вражеский корабль протаранил другой. Решив, что начальник таранившего судна перешел на сторону эллинов, триерах прекратил преследование и отвернул триеру в сторону. А зря, потому что за поимку царицы афиняне назначили награду в 1000 драхм. Но Аминий в ситуации не разобрался, и это спасло царицу Галикарнаса. Впрочем, не разобрался в ситуации и Ксеркс. Когда придворные, слабо понимающие тонкости войны на море, обратили его внимание на то, как храбро сражается Артемисия и что она потопила вражеский корабль, царь еще раз уточнил, правда ли это. Эмблема правительницы Галикарнаса была хорошо известна, и все дружно это подтвердили. И тогда Ксеркс произнес знаменитую фразу: «Мужчины стали у меня женщинами, а женщины мужчинами» (Herod. VIII, 88). Впрочем,