слишком опасно. «Нагльфар» – огромный духовник, связывающий самого сильного вардена нашего мира с легендарным духом. Чтобы разрушить эту связь, нужно либо убить вардена, либо уничтожить духовник. Но Червь корней не остановится, он чует Лист, ему обещанный. Мы уничтожим духовник, броненосец. Но для начала отдадим то, что он хочет.

– Вы хотите сказать… – опешил Рем, когда Мать бережно забрала у него табличку, завернутую в грязную куртку.

– Перед концом я отдам ему Лист. Вместе с генералом Ангейей-асом подготовьте все, что нужно. У меня есть рация, Мори знает частоту. Я жду вашей команды.

Рем вернулся к броненосцу и увидел рядом с Мори, который скрючился возле борта и, заметив его, тут же распрямился, высокого одноглазого пожилого мужчину. Выглядел он потрепанным, но оживленным. Рядом с Эгиром Гиафой хлопотали врачи. Молодая женщина с шарфом на голове пропала.

– Малой, иди сюда, познакомься с генералом-фельдмаршалом Ангейей… – весело начал Мори, подпрыгивая на месте от нетерпения.

– Не до того, Мори, просто Бен, – поморщился генерал, и Рем отметил, что улыбается он открыто и очень тепло. – Что сказала Мать Гиафа-ас?

Рем коротко пересказал то, что она ему выдала. Бен поморщился, но в итоге кивнул.

– Она права, нельзя оставлять это просто так. У меня все готово к взрыву – пару вентилей крутануть. Крысолов, как оказалось, все это время ходил по броненосцу и потихоньку портил что мог. Даже он в итоге понял, что Хейм, увы, сошел с ума.

– Вы сказали, пару вентилей?.. – вдруг понял Рем. – Значит, кто-то должен открутить? А он успеет спастись? Сколько будет времени?

Мори и Бен переглянулись. Неожиданно крепкая рука капрала Левски обхватила Рема поперек груди.

– Рем, ты же знаешь, что всегда был мне как брат? – очень серьезно спросил Мори. Рем дернулся раз, другой, но рука капрала держала крепко. – Ты – лучшая семья, что у меня была. Я хотел бы, чтобы ты смог жить хорошо. Чтобы выучился и вел честную жизнь на честной работе. Но я же хорошо тебя знаю, тебе это наскучит быстро. Мы – дети Нифльхейма и любим свободу больше всего. Живи счастливо. – Он снял с головы свою щегольскую шляпу с полинявшим пером и опустил Рему на голову.

Рему будто дали под дых. Капрал Левски грубовато забросил его на плечо, отдал честь генералу и четким шагом спустился с трапа. Шляпа сползла Рему на глаза, и он не увидел, как широкая улыбка Мори сменилась гримасой боли.

– Как твоя рана? – спросил Бен.

– Кто бы мог подумать, что он там держит драугров? – хихикнул Мори. – Продержусь, сколько потребуется. Главное, уничтожь печать эту, генерал.

– Надеюсь, моя смерть хоть немного исправит то, что я натворил в своей слепоте.

– Она ничего не исправит, – Мори безмятежно улыбнулся. – Смерть лишь возвращает то, что было даровано нам Вседревом.

– Пусть тогда моя смерть отсрочит возвращение даров других людей. Я должен был умереть еще тогда, во время «Регинлейва». Но почему-то не умер, а вместо меня погибли мой сын и моя внучка. Несопоставимо. Церковь Девяти говорит нам, что мы живем, чтобы исполнять некий замысел. Свой я наконец-то понял.

Когда взорвался «Нагльфар», Рем стоял рядом с капралом Левски возле ограды кладбища и комкал в руках шляпу. Он хотел бы заплакать, но глаза его были сухими, а из груди будто вытолкнули весь кислород. Он задыхался. Ловил ртом воздух с каким-то хриплым звуком и даже не сразу понял, что нечто сине-зеленое по дуге пронеслось по небу и чудовищная рана начала затягиваться. Ран Гиафа и ее кирин выполнили то, что требовалось. Медленно, нехотя, под канонаду догорающего «Нагльфара» небо снова стало целым.

Рука капрала Левски задрожала на его плече. Рем поднял голову и увидел, что он плачет: горько, по-детски рыдает, прижимая к груди потрепанную фотокарточку. «Прости меня, Кая», – смог разобрать Рем и наконец-то тоже заплакал, цепляясь за руку капрала Левски.

На Хеймдалль спускались сумерки, пахнущие гарью, дымом, сыростью и смертью. Но ветер поменялся, разогнал туман и принес едва уловимый запах весны: будущей зелени, теплой земли и солнца. Высыпали дрожащие яркие звезды, которые давным-давно запутались в ветвях Вседрева. Великий Червь Нидхёгг получил желаемое и отправился во тьму и холод корней, в свое жилище снова нести службу: избавлять Вседрево от паразитов. Ослепленный светом, он все же сумел рассмотреть величайшее творение Вседрева – людей и духов, действующих вместе как единое целое – и понял, что еще можно предотвратить прорицание вёльвы и спасти Иггдрасиль. Нельзя постоянно думать о смерти, забывая при этом жить. Пока есть люди, понимающие это, – есть надежда.

Арка пятая. Утгард

Глава 16. Расколотый город

Путешествие вниз по реке Ижице Локи помнила смутно. Сначала они собирали сведения и совещались, как лучше пробраться в Кромежник, и в итоге все же решили делать это по реке, как и настаивал Фергас Лонан. Локи вместе с Даану расковыряли старый завал, ведущий под крепость. Там действительно обнаружились небольшая пристань и несколько ржавых сухогрузных барж. Ал и Морна с энтузиазмом привели одну из барж в чувство, утверждая, что те страшные звуки, которые издает мотор, в порядке нормы.

Даану с опаской взошла на борт, ступая так осторожно, будто пол под ее ногами мог провалиться. Ки же, наоборот, был в полнейшем восторге и приставал к «Дроздам» с просьбой порулить и объяснить, что значит тот или иной рычажок. Тобиас помогал таскать ящики с медикаментами и продовольствием, ворчал на мешающуюся под ногами Локи и всячески рвался вперед. Закрепленный договор с духом шел ему на пользу: он выглядел бодрым, словно наконец выздоровел от затяжной болезни, ушла вечная бледность. Кайлах отжала себе целую каюту, заперлась там и в деятельности отбытия не участвовала, настраивая какие-то приборы и чиркая сложные математические расчеты в записной книжке.

С погрузкой разобрались вечером четвертого июня. Баржа кашляла и дрожала под ногами, ожидая отправления. Фергас Лонан покрикивал на «Дроздов», чтобы шевелились расторопнее, а то они отстают от графика; «Дрозды» покрикивали на Фергаса Лонана, что он сам виноват.

Локи вцепилась в борт, подрагивая от нетерпения. Каждая минута промедления была мучительной. Ей казалось, что она не успевает, что вот-вот опоздает, и чтобы немного сбросить тревожность, крутила в ухе сережку Рейвен, спасенную со дна рюкзака Каге. Когда баржа тронулась в ночь на пятое июня в свете дрожащих носовых фонарей и