– Проработав там несколько месяцев, Жаклин узнала про кобрадора и снова связалась с нами, – сказала Леа. – Когда она нас убедила, мы начали составлять план. Когда и где напустить на него кобрадора.

– Мы не могли отправить кобрадора к дому Руиса, – продолжил Матео. – Тот, вероятно, просто пристрелил бы его, решив, что кобрадор пришел по его душу, и Антон подумал бы то же самое. Нам требовалось какое-то другое место.

– Потом семья переехала обратно в Испанию, и нам стало казаться, что наш план разваливается, – сказала Леа. – Но тут Антон устроился в это бистро мойщиком посуды. До этого мы несколько раз приезжали в Три Сосны, встречались здесь. Место казалось идеально подходящим. Да и вы тут были.

– Я? – переспросил Гамаш.

– Мы должны были быть уверены, что с кобрадором ничего не случится, – пояснил Матео. – Что никто на него не нападет.

– Мы знали, что вы этого не допустите, – произнесла Леа.

– Вы манипулировали мной? – уточнил Гамаш.

– Мы верили в вас, – возразила Леа. – Верили, что вы будете стоять на стороне закона, даже если ситуация будет неприятна вам лично.

Гамаш сделал глубокий, протяжный вдох. Опять манипуляции. Впрочем, это не столько раздражало его, сколько снимало груз с плеч. Проливало свет на истинный характер Леа Ру, на ее способность дергать за ниточки.

Она проделала немалый путь от молодого политика и закона Эдуарда.

– Жаклин получила работу в пекарне, и теперь наш план был готов к реализации.

– В чем же состоял ваш план? – спросила Лакост.

– План был прост, – ответила Леа. – Появится кобрадор и до смерти напугает Антона.

– А потом? – спросила Лакост. – Или это все? Только напугать?

Матео хотел было ответить, но закрыл рот и посмотрел на Леа, на Патрика и, наконец, на Жаклин.

Их явно смутил этот вопрос, и Изабель подумала, что ей известна причина.

То, что началось как попытка заставить виновного принести извинения, превратилось в нечто совсем иное.

Как часто что-то начинается из самых благородных побуждений, но потом искажается, извращается, начинает жить собственной жизнью. Превращается в существо в черной накидке.

В труп, лежащий в кладовке.

– Это было весной, – сказала Леа. – Мы собирались провести нашу ежегодную встречу летом, и все шло идеально. Вот только…

– Дневной свет, – закончил фразу Матео.

Услышав это, Гамаш тихонько закряхтел.

Дневной свет.

В этих двух словах крылся ответ на многие вопросы.

Почему встречу друзей перенесли на конец октября. И как кобрадору удавалось простоять на лугу весь день.

А ответ состоял в том, что это ему удавалось благодаря короткому дню.

Летом солнце долго не заходит. И жара стоит безжалостная, невыносимая. Никто не может простоять в таких условиях целый день.

Но в конце октября – начале ноября дни короче и прохладнее.

С наступлением темноты кобрадор мог уходить.

Дневной свет. Все очень просто.

Как и большинство преступлений. А они теперь как раз подходили к преступлению.

– Мирна говорит, что рассказывала вам про церковь и «сухой закон», – напомнил Бовуар, обращаясь к Леа, которая кивнула ему в ответ.

– Да. В самый первый мой приезд. Еще до начала наших общих встреч. Она даже показала мне маленькую комнату – кладовку. Я вспомнила об этом, когда мы начали строить планы.

– Там и прятался кобрадор, – сказала Лакост. – Кто он? Вы наняли какого-то человека? И что с ним сталось?

Ее вопрос снова вызвал замешательство.

Леа посмотрела на Жаклин:

– Вы им не говорили?

– Я им сказала, что за кобрадора несу ответственность я. Это мои дела.

– И вы думали, они не догадаются? – спросил Матео.

– О чем не догадаемся? – спросила Лакост. – Где кобрадор?

– Вы на него смотрите.

Полицейские уставились на Матео. Который показал на Патрика. Потом на Леа. Потом на себя.

– Мы все представляли кобрадора, – сказал он.

Гамаш закрыл глаза и на миг опустил голову.

Так же как и на острове больных, проклятых и обездоленных, кобрадор в Трех Соснах не был одним человеком. Он был идеей. Сообществом совести.

Они все были кобрадором.

– А Кэти? – спросил он.

– Она была кобрадором вчера, – сказала Леа. – Мы решили прекратить все это после вчерашнего, когда на кобрадора чуть не напали. Это становилось опасным. И когда Кэти закончила бы, мы собирались уехать, независимо от того, какой будет реакция Антона. Но, конечно…

Эти друзья были очень наивны. Думали, что их угроза останется без последствий. Приведя сюда кобрадора, они разбудили нечто большее, чем совесть.

И возможно, не очень затруднили себя расследованием о настоящих кобрадорах.

Да, те кобрадоры обвиняли своих мучителей в нравственных преступлениях, но в конечном счете за эти преступления платили не халифы на час. Преследовали и убивали именно кобрадоров.

Так случилось и с Кэти.

Гамаш посмотрел на Лакост и Бовуара. Они посмотрели на него. Все они думали об одном.

О бите. На бите обнаружилось три образца ДНК. Один – Кэти Эванс. Второй, очень небольшой, в виде следа, принадлежал Жаклин. И третий – Антону Баучеру.

Его ДНК была на бите повсюду.

Бита практически подтверждала ту же историю, что все эти люди.

У Антона Баучера сдали нервы. Вчера вечером в темноте под ледяным дождем он пошел за кобрадором в церковь, спустился в кладовку и убил его. Так и не сняв маску. Он даже не знал, кого убил.

Хотя это само по себе было любопытно. Неужели Антон не пожелал узнать, кто так безжалостно преследовал его?

– Как вы входили в кладовку и выходили из нее? – спросил Гамаш.

– Через дверь, конечно, – ответил Матео.

Гамаш кивнул. Здесь от него требовалась осторожность.

– И вы не боялись, что вас увидят?

– Кто смотрит в ту сторону после наступления темноты? – пожал плечами Матео. – И в церковь больше никто не ходит. Мы решили, что это будет самое безопасное место. Гораздо безопаснее, чем если бы кобрадор снимал номер в гостинице.

– Мы раздевались, – сказала Леа, – и оставляли костюм для следующего исполнителя этой роли. А если бы нас кто-то увидел – что ж, мы бы во всем признались. В любом варианте Антон был бы разоблачен. А мы не совершали ничего противозаконного.

– Или даже безнравственного, – добавил Матео.